Ночь

– Случилось неизбежное, – констатировал «Миша» уверенно. – Не зря же в древних книгах говорилось про «конец света». Люди ждали «конца света», но думали, что устроят его они сами. Вы же помните все эти страшилки начала века? Climate change, Незаметная война, искусственный интеллект и восстание машин. Человечество настолько уверилось в собственном величии, что даже свою смерть связывало только с самим собой. Когда в двадцатых годах кто-то из политиков использовал слово «Армагеддон», все думали про ядерную войну, как будто homo sapiens – главная сила на планете.

– А что, есть более мощные? – Я отложил вилку и приготовился слушать.

Меня интересовало не что ответит Самуэль, а то, как он об этом расскажет. В высказываниях Рейтана во время наших псевдонаучных споров в Грушевке сквозила неуверенность. Даже его подкованность в точных науках не позволяла ему объяснить явления, происходящие в небе. Поэтому Рейтан постоянно уточнял: «может быть», «не исключаю», «я думаю, что». «Миша» же не строил догадок. На интонационном уровне он именно констатировал. Правда, на вопрос о силах он снова не ответил, и мне пришлось переформулировать его в более провокативном ключе:

– Вы думаете, что это расплата? – Я повторил версию Рейтана. – За нашу безнадежность, наши грехи?

Он ответил так, как будто слышал наш последний разговор с Рейтаном:

– Слово «расплата» допускает, что где-то сидит мстительный злодей, который хочет наказать кого-то за проступки. В нашем же случае все объясняется механикой законов вселенной. Цивилизация, основанная на электричестве, исчерпала себя. На сколько хватало мировых запасов газа и нефти в тот момент, когда случился блэкаут? На семьдесят лет. После этого оставалось научиться эффективно расщеплять воду, чтобы залить в свои кроссоверы все реки и озера планеты, в дополнение к воздуху, который уже закачивали в водородные двигатели. Понастроить еще больше АЭС, чтобы компенсировать исчезновение углеводородов. И через сто лет – то есть через одно мгновение – гарантированно погибнуть в радиоактивной пустыне без воды и пригодного для дыхания воздуха. Вот куда вела логика цивилизации электричества.

– И кто-то выключил свет?

– Нечто сделало так, что свет просто перестал возникать, как он возникал ранее. – Самуэль внимательно посмотрел мне в глаза. Ощущение, что он действительно присутствовал при нашей с Рейтаном беседе, а также знал о многих других эпизодах моей жизни, стало невыносимым.

– Такое уже случалось много раз, – продолжал он. – Вы же, наверное, были в заброшенном городе Анурадхапура на Цейлоне. Вы же видели вытесанные в скале скульптуры Будды в древней столице Полоннарува, которая тонет в джунглях. Вы видели две тысячи храмов в Багане в Мьянме. Или совершенные, будто лазером вырезанные из камня барельефы в Долине Царей в Египте. Или Гехард в Армении. Или постройки майя. А помните статую шумерского жреца из нефрита, которой восемь тысяч лет? Все это создали культуры, ничем не худшие, чем электрическое человечество. И все они в свой час были вынуждены исчезнуть, потому что их логика и их представления о мире исчерпывали себя.

– Что значит «вынуждены были»? – Я все думал, задать ли ему вопрос о том, как он узнал про фигурку жреца, рядом с которой я «залип» в Стамбульском музее. – Это Бог определяет?

– Бог? – Самуэль достал из кармана кожаное портмоне, раскрыл его – внутри оказались ровные ряды остреньких зубочисток. – Бог… – повторил он, задумчиво кивая головой и орудуя зубочисткой. – Боюсь, что на данном этапе это слово утратило не только свое величие, но и все прежние значения. После того как Ницше сказал, что Бог умер, и с Ницше ничего не случилось, Бога перестали уважать.

– Ну как ничего не случилось? – попробовал я возразить «Мише». – Бедняга в сумасшедшем доме жизнь закончил.

Но собеседник не обращал внимания на мои слова. Он рассуждал, внимательно слушая свой внутренний голос, а не меня.

– В разные времена по-разному толковали, что есть «Бог». Гневливый старец, мстительный царь небесный, способный испепелять целые города за неуважение к своим заветам, и, наконец, отец молодого иудея – спасителя, помеси философа-стоика и революционера. Все это требовалось, чтобы когнитивные структуры человека могли усвоить эти метафоры и через них прийти хоть к какому-то смыслу. Но наш век, век «после Ницше», научил нас тому, что человек и есть Бог. Вы помните, какая новость предшествовала наступлению Ночи? Помните последнее сообщение мировых СМИ?

Я почесал подбородок, что-то маячило в памяти, но очень смутно – слишком много времени прошло. Самуэль, не дождавшись ответа, продолжил: