Ночь без любви. Повести

Старенький, замызганный автобус мчался по загородному шоссе с включенными фарами. Встречные машины угадывались по приближающимся расплывчатым огням, и лишь метров за двадцать на дороге возникало затемнение, словно сгусток тумана, а через секунду мимо проносилась железная громада.

Зайцев и Ксенофонтов сидели впереди почти рядом с водителем и неотрывно смотрели на дорогу. Впрочем, это продолжалось недолго — Ксенофонтов начал подремывать, а потом и вовсе заснул, положив голову на плечо друга, заснул сладко и глубоко Зайцев хотел было сдвинуть его кудлатую голову, но, поколебавшись, оставил ее на своем плече. «Пусть поспит, — решил он, — авось мозги свежее будут».

Вышли они на какой-то неприметной остановке и вначале Ксенофонтову показалось даже, что автобус случайно остановился посреди поля. И только присмотревшись, он увидел железные столбы автобусной остановки, а чуть дальше — треугольную крышу дома. Самого дома, сложенного, похоже, из серого кирпича, не было видно, лишь крыша как бы плавала над землей.

— Тут и не захочешь — убьешь кого-нибудь, — проговорил Ксенофонтов, зябко передернув плечами. Он застегнул верхнюю пуговицу плаща, поднял короткий воротник, сунул руки в карманы и нахохлился, недовольно озираясь по сторонам.

— Не надо, — сказал Зайцев, напряженно вглядываясь в туман. — Уже убили. А вот и за нами идут…

Из тумана к ним приближался человек. Он часто махал рукой, из чего можно было заключить, что человек торопился. Когда он подошел совсем близко, стали заметны форменный плащ, погоны, милицейская фуражка.

— Товарищ Зайцев? — обратился он к Ксенофонтову.

— Почти… Зайцев вот рядом стоит, правда, увидеть его мудрено. Туман, да и рост у нашего следователя…

— Да, действительно, — туман, — смешался милиционер. — Извините.

— Ничего, — успокоил его Зайцев. — Гражданин шутят. Они у нас часто шутят. Не дожидаясь даже подходящего повода.

— Ха! — развеселился Ксенофонтов, будто увидел на шахматной доске крупный зевок противника. — Если мы начнем дожидаться удобного повода, случая, настроения, если мы начнем искать подходящую к нашему здоровью выпивку, да закуску к ней, то… Боюсь, нам никогда не удасться сесть за стол.

— Обед мы заказали, — по-своему понял милиционер слова Ксенофонтова. — Но сейчас, вроде, рановато… Мы подумали, что вы захотите выехать на место происшествия… Машина ждет. Решайте, можем вначале и перекусить. И пропустить можем по глоточку… Погода располагает.

Зайцев уничижающе посмотрел на Ксенофонтова и безошибочно направился к машине — в ту сторону, откуда только что появился милиционер. Действительно, газик с брезентовым верхом стоял совсем недалеко. Румяный, белозубый водитель слушал басовитые рулады Патрисии Каас, но, увидев подходивших людей, тут же выключил свой приемник.

— А вот это ты, старик, напрасно, — вмешался Ксенофонтов. — Включи приемничек-то… Пусть девочка поет. Не надо ей мешать. Когда девочка поет, это прекрасно, старик. Лучше слушать ее, чем злобное ворчание начальства. Помню однажды в Ялте… Солнце, море, я весь из себя загорелый, красивый… И тут появляется на пляже обалденная…

— Остановись, — сдержанно проговорил Зайцев, усаживаясь рядом с водителем. — У нас еще будет время поговорить о твоих ялтинских похождениях. Поехали, — велел Зайцев, но приемник не выключил, из чего Ксенофонтов сделал вывод, что не все еще выгорело в душе сурового следователя, что есть еще какая-никакая надежда на его оживление.

— Куда? — спросил оробевший водитель.

— К озеру, — сказал Зайцев, глядя прямо перед собой. — Туда, где все это у вас и произошло. Со стороны камышей.

Водитель понимающе кивнул, машина тронулась и, разбрызгивая лужи, бойко побежала по грунтовой дороге. Ксенофонтов благодушествовал, слушая французские стенания певицы, он наслаждался совершенно откровенно, давая понять, что ничего в мире его больше не интересует. А Зайцев с милиционером молчали по той простой причине что оба знали подробности преступления, а новостей не было ни у того, ни у другого. Кроме того, милиционера предупредили, что следователь приедет с каким-то выдающимся не то экспертом, не то экстрасенсом, и он притих, ожидая того момента, когда Ксенофонтов начнет проявлять необыкновенные свои способности. Правда, легкомысленное поведение экстрасенса озадачило милиционера, но потом он решил, что тому так и положено себя вести, что и в его поведении тоже как-то должны проявляться загадочные свойства натуры.

— Приехали, — сказал водитель и заглушил мотор.

Туман на озере оказался гораздо слабее, в ста метрах смутно угадывалась полоска противоположного берега. А здесь, у самой дороги влажно шелестели камыши, в стороне хрипло и нахально каркали вороны, будто ругались в какой-то своей вороньей очереди.

Зайцев выпрыгнул из машины первым, вслед за ним нескладно выбрался Ксенофонтов. Милиционер тоже попытался было присоединиться к ним, но следователь его остановил.