Ночь борьбы

А случилось то, что на ее ходунках оторвалось колесико и она упала. Обычно ей не нужны ходунки, но сегодня они ей понадобились из-за этой дурацкой ноги. Она не сильно упала. Она упала как в замедленной съемке, но не смогла подняться. Попыталась, но не смогла. И решила скоротать время, распевая гимны на своем секретном языке. Она спела гимн о Боге. Перевод звучал так: «Я не могу сделать ни шагу без тебя, Господи». Потом она поняла, что в прямом смысле не может сделать ни шагу, и начала смеяться, и не смогла остановиться. Это самое смешное, что случалось с ней за многие годы, с тех пор как она застряла между скамейками в соборе Святого Патрика, и не считая того розыгрыша в школе медсестер. Она видела часы на плите. Было очень рано, и мы с мамой еще спали. Она решила звать нас с мамой по имени каждые пятнадцать минут. Мы ее не слышали. У нее недоставало воздуха, чтобы кричать. Ей хватало воздуха только на то, чтобы петь и смеяться.

Сегодня я стала человеком-ходунками для бабули. Она стояла позади меня, положив руки мне на плечи, и мы медленно передвигались из комнаты в комнату. «Паровозик!» – сказала бабуля. Это в ее духе. Я позвонила Марио, и он должен зайти к нам починить ее колесико. Он сказал, что принесет нам немного свежей кукурузы. После завтрака, таблеток, душа и шарканья по дому бабуля так устала, что ей пришлось ненадолго прилечь. Я легла рядом с ней. Я втиснулась между ней и кучей книг и одежды, которые всегда лежат на ее кровати и не сдвигаются ни на дюйм, даже когда она спит в постели рядом с ними. Бабуля использует некролог тети Момо в качестве закладки. Он потихоньку истрепывается. Бабуля хочет, чтобы я его заламинировала. Мы лежали в постели и смотрели «Зовите акушерку». Бабуля рассказывала мне о различных типах трудных родов, в которых она ассистировала, когда работала медсестрой. Мы молчали вместе, держась за руки и дыша.

– Почему мама такая странная? – спросила я у бабули. Она уже задремала.

– Странная? – переспросила она через минуту и надела очки. – Что ж, посмотрим.

– Это из-за Горда? – спросила я.

– Нет-нет! – сказала бабуля. – Ну, возможно. Возможно, у нее проблемы с гормонами, но она не из-за этого странная, как ты это называешь. Благодаря Горду она счастлива!

– Серьезно?

– Очень счастлива. Как и благодаря тебе.

Бабуля провела рукой по моим волосам. Рука запуталась в большом колтуне, и бабуля рассмеялась. Она называет колтуны эльфийскими локонами.

– Твоя мама борется на всех фронтах. На внутреннем и на внешнем.

– На вечном, – сказала я.

– Да, как будто так и есть, – сказала бабуля. – Твоего отца нет и…

– А где он? – спросила я ее.

– Правда в том, что мы не знаем, – сказала бабуля.

– Он умер?

– Вряд ли. Я так не думаю. А твоя мама боится сойти с ума. Ну, все этого боятся, особенно с возрастом, но твоя мама боится сойти с ума из-за того, что досталось ей в наследство. Мама борется на всех фронтах. Ей приходится. А еще она любит!

– Из-за Горда? – спросила я.

– Из-за всего, – сказала бабуля.

– Она же везде лажает, – сказала я.

– Возмо-о-ожно, – сказала бабуля, – но мы можем выразить это по-разному. И какая, в общем, разница. Женщин всегда за все наказывают! Ее самый большой страх – потерять тебя и Горда. Я не смогу вечно заботиться о тебе, а твой отец на данный момент числится пропавшим без вести.

– Это же я забочусь о тебе! – сказала я.

– Ха! – сказала бабуля. – Это правда, заботишься. Но если твоя мама заболеет, она будет волноваться о том, кто позаботится о тебе и Горде.

– Я позабочусь! – сказала я. – Как в книжке «Дети из товарного вагона».

– Ты смогла бы, – сказала бабуля. – В тебе определенно есть то, что нужно. Но это может быть не идеально.

– Да, – сказала я.

Я бы предпочла растить Горда в лодке, а не в товарном вагоне без колес, чтобы мы могли плавать в разные места и, в идеале, путешествовать по миру. Мама боится сойти с ума и покончить с собой, но бабуля говорит, что она не собирается сходить с ума и кончать с собой.

– Это стресс. И страх, и тревога, и ярость. Это нормальные вещи. Нормальные, нормальные, нормальные. А еще есть психические заболевания. Это совсем другое дело. Хо-о-о. Дедушка и тетя Момо покончили с собой, а твой папа где-то не здесь, и это правда. Но мы-то здесь! Сейчас мы все здесь.

Потом бабуля прочитала стихотворение или что-то в этом роде: «В длинных тенях их преступлений мы здесь сражаемся за свет мира».

– Но на самом деле, – добавила она, – их самоубийства не были преступлениями.

Она продолжила говорить и за разговором пыталась осторожно распутать колтун в моих волосах. Она взяла одну из книг со своей кровати. Это была тонкая книга, поэтому ей не пришлось распиливать ее на несколько частей.

– Посмотрим, посмотрим, посмотрим. Где же это?