И второе: начинать срочно паковать весь груз по контейнерам. Если начать, скажем, через полчаса, то — в четыре руки — к утру можно будет закончить. И сразу же в путь. Пусть тогда налетает Армия Бахуту; найдет пустой Приют. Побесятся, конечно. Могут даже сжечь. Но это как раз не самое страшное: строения застрахованы. Хорошо, что не пожалел на это денег, хотя, честно говоря, рука каждый раз с трудом поднималась, когда надо было вносить очередной взнос. Ну, что ж, я платил, теперь пусть платят они в случае чего.
Вот и весь план действий на ближайшие часы…»
Урбс кивнул сам себе. Позвонил в гараж. Приказал найти Вернера и передать: чтобы задний мост через час, от силы — полтора стоял на месте, все машины заправить всем, что нужно и готовиться к выезду.
Потом Урбс перешел на радиотелефон. Всех, кто шарил по дорогам и лесам, он должен был предупредить лично: такое дополнение к программе никому, понятное дело, не понравится, и только он, со своим авторитетом, мог добиться того, чтобы распоряжение это выполнялось всерьез.
«Прежде всего надо связаться с Гуроном. Вероятнее всего, Армия Бахуту появится именно с той стороны, где уже находятся их разведчики. А кроме того, надо этих парней не терять из виду, чтобы они не нагрянули сюда как раз во время погрузки и отъезда. Все должны думать, что здесь все тихо и мирно, полный покой и никаких опасений.
Да, вот еще. Как только все будет готово к движению, каким-то образом сообщить Берфитту в Москву — по спутниковой связи, скорее всего, что графики меняются, и пусть ответит, остается ли в силе маршрут и готов ли он будет принять груз раньше условленного срока. Если нет, пусть укажет место, желательно в другой части света, где можно будет переждать эти десять-пятнадцать дней. Берфитт, понятно, взбесится, однако поймет, что другого выхода просто нет. Да конечно, нет».
Он кивнул сам себе и принялся вызывать Гурона.
Докинг и Милов переглянулись. Радиотелефон зажужжал снова. Докинг пожал плечами. Милов решился:
— Эй, ты… Как отзываешься на вызов?
Гурон, связанный, сидевший, привалясь спиной к колесу джипа, только усмехнулся. Телефон прожужжал еще раз. Докинг взял кинжал — его, Гурона кинжал, каким бриться можно. Попробовал на ногте. Спросил:
— Щекотки боишься, а?
Гурон сперва не поверил. Но глянул в темные, напряженные глаза англичанина, и увидел в них холодную решимость. Разжал губы:
— Шестнадцатый, шеф.
— Пароли, коды?
Гурон качнул головой:
— Обходимся.
Тогда Милф вытянул антенну, включил аппарат. Губы прикрыл носовым платком.
— Шестнадцатый, шеф…
Докинг подумал, что Милову, к счастью, не нужно имитировать акцент: произношение его, в чем-то неуловимом не английское, было похоже на речь Гурона, для которого этот язык тоже явно не был родным.
— Где ты там? Я тебя искал там, куда тебе было сказано…
«Ага, пользуется направленной антенной».
— Там пусто, шеф. Я вернулся к машине.
— Почему не сразу ответил?
— Могли бы урлышать. Слишком близко было от этих.
— Они все там? Что делают?
Милов очень естественно вздохнул.
— Обедают, с выпивкой.
— На связь с кем-нибудь выходили?
— Да нет, не слышно было.
— Ты хорошо укрыт?
— Надежно.
— Молодец. Теперь слушай: крайняя внимательность! Ожидается, что с той стороны, где ты с ними находишься, пойдет отряд таких же, как они, бахутских парней. Пойдет на нас. Твое дело — вовремя заметить и предупредить меня. Усвоил?
Милов стрельнул глазами на Докинга. Тот — на Гурона:
— Согласие и выполнение? Быстро и тихо!
Тот сообразил.
— Так точно, шеф!
Милов повторил слова в микрофон.
— Плохо тебя слышу, — сказал Урбс.
— Они не так далеко, шеф.
— Ага, понял. Значит, не забудь: как завидишь — доложишь немедленно и с подробностями, насколько сможешь. Сколько, как вооружены… И тогда — за ними по пятам, со всей осторожностью. Как только ты просигналишь, дам команду всем остальным, чтобы стягивались к тебе. Окажетесь у них за спиной, дальше видно будет. Вопросы есть?
— Никак нет, шеф.
— Действуй.
Урбс отключился. Милов утопил антенну в корпусе рации.
— Он предполагает нападение Армии Бахуту. Боюсь, как бы это нам не помешало.
Докинг улыбнулся.
— В этом районе вся Армия Бахуту — это мы с тобой.
— Ах, вот как? Ну, тогда все в порядке. Можно готовиться к визиту. Как только стемнеет…
— Нет, Дан. Ближе к утру. Когда сон крепче.
— О'кей.
— Да как же ты!..
Больше Урбс ничего не мог выговорить от возмущения, от злости. В руке его был скальпель, и он поймал себя на том, что начал уже заносить эту руку — для удара, наверное? — забыв о пациенте, что лежал на столе со вскрытой грудной клеткой, причем уже не в первый раз вскрытой. Движение шефа не ускользнуло и от доктора Курье. Он выставил руки перед собой, словно защищаясь, и в правой руке у него тоже был скальпель, потому что и доктор оперировал сейчас за другим столом. Со стороны это, пожалуй, было похоже на начало поединка: два фехтовальщика в стойке друг против друга, только вместо шпаг оружием служат хирургические ножи… Урбс первым опомнился, опустил руку.