Ночь черного хрусталя

— Ничуть. Наоборот, это, так сказать, акт нашего признания. Просили принять еще до официального открытия их пациента — очень важное лицо…

— Кого именно?

— Некто… Очень трудные фамилии бывают у русских… Но у меня записано. Он — глава отдела внешних сношений этого министерства.

— Действительно, интересный человек… Что вы ответили?

— Отказал, разумеется. Мы еще не открыты, да й кроме того — у нас же еще нет тканей. «Донор», как я сразу же выяснил, запланировал поставку лишь через десять дней…

— Позвоните им, доктор. Немедленно. Скажите, что вы нашли то, что им нужно. И скажите, что вам немедленно нужна история болезни — чтобы соответственно подготовиться. Этот пациент, доктор, в будущем вам может не раз понадобиться — и не только вам одному.

— Но где же я в самом деле возьму ткани?

— Они будут у вас не позже послезавтрашнего дня, а может быть, и завтра — и в большом выборе.

— Откуда же, если не секрет?

— От вас, профессор — никаких секретов. Из Приюта, как вы привыкли.

— О, даже так? Ну, если вы так уверены и гарантируете…

— Я не привык бросаться словами, доктор. Но в первую очередь — замените эти лампы. Сделайте это при мне. Немедленно.

— Да, это были они. И эта дорога…

— В Майруби, Докинг, только туда. Если бы они направлялись в какой-либо из портов, то или раньше свернули бы направо — помните ту развязку — или им все равно придется рулить через столицу.

— Когда мы можем догнать их?

— Нужно ли нам это?

— Вы полагаете…

— Я думаю, наоборот: мы должны опередить их, подкараулить где-то на въезде в Майруби. Если будем тащиться в хвосте, нас засекут. Неизбежно. А в столичном движении такой вероятности почти нет.

— Придется положиться на вас, Милф.

— Благодарю вас.

— Что это? Вы собираетесь снова переговариваться с Москвой?

— Вовсе не с нею.

— С кем же?

— С людьми, любезно одолжившими мне эту машину, Докинг. Она нам больше не понадобится, как только мы доберемся до аэропорта. Но я просто обязан вернуть ее хозяевам, и не имею никакого права бросить ее на произвол судьбы.

— Ах, вот что. Ну что же — говорите с ними. Скажите только: как вы рассчитываете обогнать колонну, чтобы опередить ее — и в то же время не попасться им на глаза?

— Мы видели уже два их привала, из этого можно вычислить их ритм. Следующий будет часа через два. Они снова съедут с дороги. И вот тогда-то мы и проскочим. Они, скорее всего, заметят нас, но, видя, что мы быстро удаляемся, вряд ли в чем-нибудь заподозрят.

— Дай-то бог.

Прежде чем скомандовать пилоту идти на посадку, Урбс попросил его сделать широкий круг над местом, где караван сделал свой очередной привал.

Он не заметил ничего подозрительного. На дороге была, правда, еще одна машина; но она уже миновала место, где караван съехал с трассы, и теперь быстро удалялась.

Таким образом, все было в наилучшем порядке.

— Вот они, — пробормотал Милов. — Да не пяльтесь так пристально! Вы не в цирке…

Черт знает, почему в это мгновение подумалось именно про цирк. Возможно, какое-то сходство и было у равномерно вышагивавших к таможенному проходу ветеранов — медленно, тяжело, но уверенно ступавших. Сходство с кем?

Мысль эта мелькнула — и тут же пропала, потому что вслед за колонной повезли багаж улетавших. Багаж, до смешного убогий; иная семья среднего достатка берет с собой в путешествие куда больше.

Докинг покосился на Милова и тут же отвернулся: все еще не мог привыкнуть к мысли, что этот рослый негр в военном комбинезоне, опершийся локтями на столик для заполнения деклараций в полуметре от него — и есть Милф. Докингу и самому не раз случалось маскироваться, однако приходилось признать — русские в этом ушли вперед. Куда привычнее было смотреть на таможенников, внимательно глядевших на экраны просвечивания.

— Да открыть, открыть надо сумки!.. — сердито сказал Докинг самому себе.

Словно услышав его, один из таможенников потребовал предъявить содержание самой объемистой сумки. Требование немедленно выполнили; глава группы — мужчина средних лет — начал выгружать содержимое на стол, в то время как ветераны в сопровождении миловидной женщины с фотоаппаратом на груди (во всяком случае, то было что-то, очень напоминавшее камеру), пройдя контроль, уходила дальше — в накопитель. В сумке, видимо, ничего криминального не было обнаружено, однако таможенник затеял спор по поводу — насколько можно было судить издали — лишнего блока сигарет, который в конце концов и был конфискован. После чего мужчина, сдав сумку в багаж, заспешил за своей командой.

— Было бы крайне наивно — везти тот груз в сумках, — заметил Милов.

— Но где же еще? Не в карманах же!

— Да, в карманах его, пожалуй, не уместить… Черт его знает…

— Попади мы на этот рейс, за время полета нашли бы возможность порыться в багажном отсеке, — посетовал Докинг. — А так — боюсь, что мы безнадежно отстанем. Они через полчаса улетят, а мы…

Он помотал головой, словно отгоняя навязчивую мысль.

— Зуб заболел?

— Нет… У меня все не идет из памяти эта надпись — наверняка все-таки ее сделал Одинга. «Смотреть внутри самих»…

— Думаю, мы осмотрели достаточно внимательно.