Ночь черного хрусталя

- До этого не дойдет. А машина все равно дальше не повезла бы, - сказал Милов, когда они поравнялись с глубоким провалом во всю ширину шоссе - там, где взорвалась машина Граве. - Ну, мир праху его.

- А мне жаль его, - сказала она.

- Да и мне тоже - теперь… Он любил свою жену.

- Дан, а ведь мы, наверное, сами во многом виноваты.

- Конечно, - сказал он, постепенно привыкая к ритму ходьбы с грузом. - И мы, и он, и все, кто только говорил, но ничего не делал, чтобы подхлестнуть наши правительства - ждал, пока это совершит кто-нибудь другой. Ну что же, кто-то другой и осуществил - по-своему… Пришпорьте-ка меня, Ева, не то мы придем слишком поздно.

- Запрут крепостные ворота?

- Нас могут обогнать - те, кто идет, чтобы уничтожить Центр.

- И мы вдвоем их остановим? И победим?

- Нет. Но предупредим Центр. И весь мир.

- И там погибнем?

- Может быть.

Метров сто они прошли молча; но идти в безмолвии было труднее.

- Знаете, Ева, мне страшно повезло.

- Конечно, знаю. А в чем именно?

- В том, что вы весите килограммов пятьдесят, не больше.

- Девяносто шесть фунтов.

- Представляете, если бы вы весили двести?

- Я? Никогда! - возмущенно заявила она.

- Ну, не вы, а другая женщина…

- Дан! На свете нет других женщин, ясно? Есть только я!

Он медлил с ответом.

- Немедленно опустите меня на землю! - потребовала она. - Не желаю иметь с вами ничего общего!

- Их нет, Ева, - сказал он. - Никогда не было. И не будет. Пока мы живы. Но если бы когда-нибудь раньше они были, то не обязательно носили бы брюки и брюки, вечно брюки. Знаете, кентавры очень любят ощущать…

- Терпение, Дан, - сказала она. - Они не приросли ко мне.

- Только на это я и надеюсь, - сказал он, ускоряя шаг.

Сквозь редкую цепочку окружавших Центр добровольцев они прошли беспрепятственно, никто даже не попытался задержать их, а Милов к тому же все еще носил на груди дубовый лист. Широкие стеклянные двери распахнулись перед ними, пропустили и захлопнулись. И сразу показалось, что все беды и опасности, пожары и убийства, свидетелями которых они были, на самом деле не существовали, что сами они выдумали и поверили в них, как Граве - в убийство Евы. На самом же деле везде царил порядок и разумная жизнь текла, как ей и полагалась, и можно было спокойно думать о своей работе и своей любви. Потому что здесь, в обширном вестибюле Кристалла, где лежали ковры и на стенах висели подлинники кисти мастеров, и сиял мягкий, неназойливый свет, и стояла крепкая, благословенная тишина - где, одним словом, все выглядело так же, как и неделю, и месяц, и год назад - здесь можно было почувствовать себя защищенным всею той силой, которая была у остального, пока еще (хотелось надеяться) жившего нормальной жизнью мира, в чьих традициях было - не оставлять своих людей в беде, но всякими способами стараться вызволить их - начиная с тихой дипломатии и кончая высадкой десанта. Хотя как раз в устойчивости остального мира Милов был не очень-то уверен.

- А я думал, что здесь яблоку упасть некуда, - сказал он, остановившись посреди вестибюля.

- Ну, Кристалл достаточно велик… Дан, а вам не кажется, что мы уже приехали? Пожалуйста, здесь мне неудобно…

Он бережно опустил Еву на пол и с удовольствием перевел дыхание.

- Бедный мой кентавр, - сказала она и провела рукой по его грязной, от пота и пыли, колкой щеке. - Извините меня.

- Нет, не так, - сказал он. - Спасибо. Спасибо за первобытное ощущение: я вдруг почувствовал себя мужчиной не только по первичным признакам.

- Зато теперь я принимаю на себя роль женщины и хозяйки дома. Вам нужна ванна, бритва и гардероб. Потом нам не помешает что-нибудь выпить и немного поесть.

- Лазурная перспектива, - согласился он. - Но это потом. Прежде всего отведите меня на радиостанцию. Необходимо как можно скорее оповестить весь мир. Вероятнее всего, это уже сделано, однако я не знаю, в какой степени здесь понимают ситуацию: глядя из этого райского уголка, кажется, трудно составить верное представление.

Ева покачала головой.

- Вы не знаете наших порядков, Дан. Никто и близко не подпустит вас к микрофону и не примет от вас ни единого слова без разрешения администрации. И никто не даст вам разрешения прежде, чем вы убедите их в необходимости этого…

Что-то неуловимо изменилось в ней, когда она оказалась внутри Кристалла: там, в дороге, она была только женщиной, а тут - еще и человеком, работающим в Центре и подчиняющимся его порядкам.

- Черт бы побрал ваших бюрократов, - сказал Милов. - Ладно, ведите, я им в двух словах объясню…

- В двух словах они не поймут. Научная администрация, Дан, консервативнее любой другой. И до тех пор, пока вы больше всего напоминаете беглого каторжника, с вами и разговаривать не станут, и я ничем не смогу помочь. Я ведь хозяйка около своих термобоксов, а для всего Центра - величина столь малая, что никто даже не заметит, если я вообще исчезну.

- Ну! Супруга самого Рикса…

- Рикс - это звучит там, в городе. А для Центра он всего лишь обосновавшийся здесь бизнесмен. Далеко не из самых крупных. Далеко не Хант!