Ночь и день

И наконец в памяти всплыла фраза, которую она так долго пыталась вспомнить. «Ральф Денем любит вас» – вот что сказала Мэри Датчет. Глаза Кэтрин гневно сверкнули.

– Сегодня днем я виделась с Мэри Датчет! – воскликнула она.

Он вздрогнул от неожиданности, но тут же ответил:

– Полагаю, она рассказала вам, что я просил ее выйти за меня замуж?

– Нет.

– Тем не менее я сделал это. В тот день, когда встретил вас в Линкольне, – продолжал он. – Я собирался просить ее руки, но затем увидел за окном вас. После этого думать о женитьбе было уже невозможно. И все же я сделал это, но она знала, что я лгу, и ответила отказом. Тогда я думал – я и сейчас так думаю, – что я ей небезразличен. Я поступил очень дурно. И мне нечего сказать в свое оправдание.

– Да, – сказала Кэтрин. – Я тоже не вижу, что можно сказать в оправдание. Это было жестоко. – Но столь категоричным тоном она хотела убедить себя, не его. – Мне кажется, – продолжала она так же уверенно, – что надо быть честным. Такому поступку нет оправдания. – Она увидела перед собой грустное лицо Мэри Датчет.

После минутной паузы он сказал:

– Я не хочу сказать, что люблю вас. Я вас не люблю.

– Это я и так поняла, – ответила она в замешательстве.

– Я лишь хотел честно сказать о том, что не дает мне покоя, – добавил он.

– Ну так говорите, – помедлив секунду, сказала она.

Оба, как по команде, разом остановились и, опершись на парапет, стали смотреть на маслянистую серую воду.

– Вы сказали, надо быть честным, – начал Ральф. – Хорошо. Я попытаюсь изложить вам факты; но предупреждаю, вы сочтете меня безумцем. С тех пор как я впервые встретил вас четыре или пять месяцев назад, вы стали для меня, как это ни глупо звучит, идеалом – и это факт. Стыдно признаться, до чего я докатился. Это стало смыслом моей жизни. – Он оборвал себя. – Не зная о вас ничего, кроме того, что вы прекрасны, я начал думать, что между нами что-то есть, что у нас есть общие взгляды на некоторые вещи… Я часто думал о вас, представлял, что сказали бы вы или сделали, бродил по улицам и беседовал с вами – мечтал о вас. Это всего лишь вредная привычка, привычка школяра, глупый бред – так часто бывает, половина моих приятелей пережили подобное. Вот, теперь вы все знаете.

Они отошли от парапета и медленно направились вдоль набережной – рядом, едва не касаясь друг друга плечами.

– Если бы вы узнали меня получше, то ничего бы такого не случилось, – сказала она. – Но у нас не было такой возможности – нам все время кто-то мешал… В тот день, когда пришли мои тетушки, вы хотели все мне рассказать? – спросила она.

Он кивнул:

– Именно тогда вы рассказали мне о своей помолвке…

Ну да, теперь на помолвке можно поставить крест, с горечью подумала она.

– Я не верю, что перестану так о вас думать, если узнаю лучше, – продолжал он. – У меня лишь появится больше причин так думать. Мне не стоило беспокоить вас всей этой чепухой, что я сегодня наговорил… Но это не чепуха. Это правда, – упрямо произнес он. – Это очень важно. Вы скажете: то был плод воспаленной фантазии, что-то вроде галлюцинации, но ведь таковы все наши чувства. Лучшее из того, что у нас есть, отчасти иллюзорно. И все же, – добавил он, словно споря с собой, – если бы мои чувства не были настоящими, я не стал бы менять свою жизнь из-за вас.

– Что вы хотите сказать? – спросила она.

– Я говорил вам. Я снял коттедж и бросаю службу.

– Из-за меня? – спросила она с удивлением.

– Да, из-за вас, – коротко ответил он.

– Но я ничего о вас не знаю, не знаю, какие у вас могут быть обстоятельства, – сказала она наконец, поскольку он молчал.

– У вас нет никакого мнения обо мне?

– Да нет, мнение у меня есть… – не очень уверенно произнесла она.

Ему хотелось попросить ее объясниться, но он не посмел, и к его удовольствию она продолжила, словно прочитав его мысли:

– Мне казалось, вы меня невзлюбили за что-то, и, наверное, не без причины. Я подумала: вот человек принципа…

– Нет, я человек чувства, – сказал он тихо.

– Тогда скажите мне, зачем вы это делаете? – спросила она после паузы.