Оказалось, что Тому отпущено меньше времени, чем мы ожидали. Через два дня он должен был уйти, и миссис Маккензи пришлось убрать церковь листьями магнолии из сада вместо цветов из Атланты. По крайней мере, я успела купить костюм. Миссис Маккензи сказала, что у каждой невесты должно быть платье, но я была практичной, как мой отец. Я помнила тяжелые времена, и меньше всего мне хотелось тратить деньги на вещь, которую я надену всего раз. Я могла бы даже надеть мамино платье, но никому это не пришло в голову. Может быть, все хотели для меня лучшей кармы. Не то чтобы мы знали это слово – наверное, у христиан есть для этого свое, – но все мы так думали.
Нас с Томом обвенчали в церкви, где меня крестили и где два месяца назад отпевали Джимми. Папа вел меня к алтарю, и мама тоже пришла. Миссис Маккензи вымыла и расчесала ее волосы. Платье висело на маме мешком, так она исхудала. Братья прийти не смогли, да это и к лучшему. Мама опиралась на руку доктора Маккензи, и это все, что было ей нужно.
Том в парадной форме был таким красивым, но лучше всего я помню его улыбку – ту же, какой он улыбался в тот день, когда мы впервые встретились и я поняла, что он особенный.
Потом в церковном зале состоялась небольшая церемония, и, наверное, я не смогла подобрать правильных слов, чтобы за все поблагодарить миссис Маккензи. Я слишком торопилась остаться с Томом наедине. Прошло, наверное, не больше часа, но мне казалось – целый век, прежде чем Том помог мне забраться в джип и сел рядом.
– Поздравляю, миссис Бейтс, – сказал он и нежно поцеловал меня в губы.
Я в первый раз осознала, что больше не буду Прескотт, и мне показалось, что Том совершил ошибку. Но я лишь улыбнулась, обвила его шею руками и крепко прижалась губами к его губам, а гости, стоявшие на ступенях церкви, радостно завопили – особенно старались Уилла Фэй, ее сестра и, кажется, миссис Маккензи.
Мы помахали им на прощание, и Том рванул к нашему новому дому, не обращая внимания на колдобины и пыль немощеной дороги. Он повел машину мимо дома Браунов. Папа много работал на ферме, хлопковые поля засадил пшеницей, как того требовал гражданский долг, но этот дом разваливался, крыльцо совсем сгнило, все окна были сломаны или выбиты. Надо было попросить Тома поехать другим путем. Так вышло бы дольше, зато не надо было бы проезжать мимо этого дома и вспоминать, кто там жил. Но тогда Том спросил бы, почему я так хочу.
– Странно, – задумчиво сказал Том, замедлив ход.
Я смотрела в другую сторону, как всегда, проходя мимо этого дома, но, услышав его слова, обернулась.
– Видишь? – спросил он, указывая на одинокую трубу и струйку дыма в вечернем небе. – Разве это не дом твоего отца?
Я кивнула, пытаясь справиться с голосом.
– Никто уже давно здесь не живет. Но иногда папа разрешает тут поселиться мигрантам, если им нужно убежище. Поэтому топит печь. Если они решат остаться здесь и работать на него, он найдет им жилье получше.
Так оно и было, хотя в этом доме никто не жил уже больше года. Я подумала – заметил ли Том, что огни в доме не горят, и значит, здесь вряд ли живет несколько человек.
– Поехали, – попросила я, потому что мне не терпелось скорее добраться до дома и потому что мне не терпелось скорее покинуть это место. Том улыбнулся, поцеловал мою руку и вновь надавил на педаль.
Времени достроить наш дом не оставалось. Папа успел лишь обшить стены в спальне и кухне гипсокартоном по последней моде, заявив, что так быстрее, чем штукатурить их, а получится ничуть не хуже. Когда мы подъехали к крыльцу, Том рассмеялся.
– Я сказал Ламару, что хочу качели на крыльце. Думал, он не успеет сколотить их и повесить, но был не прав.
Он открыл дверь и взял меня на руки, как ребенка, и поцеловал крепко-крепко, так что я забыла все страшные вещи – даже ночные леса.
– Я перенесу тебя через порог, на удачу, а потом покачаемся на качелях. Я хочу запомнить тебя такой. Хочу в бою представлять свою красавицу-жену, которая сидит здесь, на качелях, и ждет меня.
Мы завернулись в одеяла, и качались, и болтали, пока не пропали последние звезды и небо не порозовело. А потом отправились в кровать, и в объятиях Тома я забыла, пусть ненадолго, о том, что на другом берегу океана идет война и дым идет из трубы дома, который я считала нежилым.
Глава 24
Открыв заднюю дверь машины, Мэрили с трудом подавила стон.
Игровая приставка Колина – компенсация Майкла за то, что он их бросил, под видом подарка на Рождество – лежала посреди багажника. Мэрили задумалась, не подбросить ли ее в почтовый ящик Майкла по дороге на Тайби. Все равно она не помнила, когда Колин в последний раз интересовался этой приставкой. С тех пор как Душка подарила ему бинокль, мальчик с ним не расставался и даже несколько раз ложился с ним спать – совсем как Джимми. Аккуратно снимая бинокль с шеи Колина и кладя на тумбочку, Мэрили думала, что Душка сделала ему поистине бесценный подарок.