Ночь, которая умирает

Еще в эллинскую эпоху Герои построил паровой двигатель и едва не механизировал вооружение. Этот период называют иногда оборванной технической эрой, которая не получила развития, потому что не происходила из социальной и культурной среды, не сочеталась с ней. Александрийская наука остается удивительным и необъяснимым феноменом.

Можно упомянуть еще древнеримские легенды о книге Сивиллы, содержавшей тайные знания, полученные от самих богов…

Короче говоря, господа, хотя я не могу не согласиться с вами, что даже мельчайшие изменения прошлого могут привести к непредсказуемым последствиям и вызванные ими перемены в настоящем вряд ли нас обрадуют, в своих выводах вы допустили серьезную ошибку.

Потому что мы уже живем в мире, где учебник химии на греческом был отправлен в прошлое!

Мы бежали вслед за Черной Королевой. Если вы вспомните «Алису в Зазеркалье», то в саду Черной Королевы приходилось бежать изо всех сил, чтобы остаться на месте. Так случилось и с нами. Тайвуд полагал, что создает новый мир, но перевод готовил я, и я позаботился о том, чтобы туда вошли лишь те отрывки, которые могли объяснить полученные древними неизвестно откуда обрывки знаний.

Единственное, чего я хотел достичь своими усилиями, — это остаться там, откуда мы начали.

Прошло три недели; потом три месяца; потом три года. Ничего не случилось. А когда ничего не случается, нет и доказательств. Мы с Боссом потеряли надежду объяснить случившееся и в конце концов сами стали во всем сомневаться.

Дело так и не было закрыто. Боулдера нельзя было назвать преступником, не назвав спасителем человечества, и наоборот. О нем просто забыли. А дело, так и не разрешенное, отложили в папку, пометили «?» и засунули в самый глубокий подземный вашингтонский сейф.

Босс теперь большая шишка в Вашингтоне; местным отделением Бюро заведую вместо него я.

А Боулдер так и остался профессором на кафедре философии. В университете карьеры не сделаешь.

Порошок смерти

© Перевод М. Загота.

Как и все, кто работал под началом Великого Льюиса, Эдмунд Фарли достиг определенной стадии — он начал искренне подумывать о том, с каким удовольствием он бы этого Льюиса убил.

Человеку, который у Льюиса не работал, это чувство понять трудно. Льюис (люди забыли его имя, а может быть, просто бессознательно стали называть его Великим, с большой буквы) для миллионов простых людей был воплощением образа величайшего первооткрывателя: настойчивый и талантливый, он никогда не отступал перед поражениями и неудачами и без колебаний бросался в новую, еще более яростную атаку на неизведанное.

Льюис занимался органической химией. Именно благодаря ему Солнечная система была поставлена на службу этой науке. Это он первый использовал Луну для проведения в вакууме реакций в больших объемах, причем в зависимости от времени месяца реакции проходили при разной температуре — либо кипения воды, либо сжижения воздуха. А когда по его инициативе на орбиты космических станций были выведены тщательно сконструированные специальные аппараты, во весь голос заявила о себе фотохимия.

Но правда о Льюисе заключалась в том, что он похищал патенты, то есть совершал грех, искупить который было почти невозможно. Какой-то безымянный студент первым додумался установить приборы на поверхности Луны; никому не известный техник сконструировал первый автономный космический реактор. Однако оба эти изобретения непонятным образом стали ассоциироваться с именем Льюиса.

И ничего нельзя было сделать. Сотрудник, который в гневе подавал заявление об уходе, получал нелестную характеристику, и ему было очень трудно устроиться на другую работу. Против слова Льюиса его ничем не подкрепленное возражение не имело абсолютно никакого веса. С другой же стороны, те, кто оставался с Льюисом и терпеливо мирился с происходящим, по прошествии определенного времени уходили от него в фаворе и с отличной характеристикой — гарантией дальнейшего успеха.

Однако, работая у Льюиса, между собой все они проклинали его на разные лады, испытывая при этом иезуитское наслаждение.

У Эдмунда Фарли были все основания к ним присоединиться. Он недавно вернулся с Титана, крупнейшего спутника Сатурна, где совершенно один — только с помощью роботов — установил оборудование, позволявшее в полной мере использовать атмосферу Титана. На внешних планетах атмосфера состоит главным образом из водорода и метана, но Юпитер и Сатурн слишком велики — работа на них давалась тяжело, а Уран и Нептун находятся слишком далеко — полет к ним до сих пор стоил недешево. Титан же, по размерам схожий с Марсом, достаточно мал для удобства работы на нем и достаточно велик и холоден для поддержания водородно-метанной атмосферы средней плотности.