Ночь на хуторе близ Диканьки

– Так и сдался же нам тот Байстрюк с его проблемами? – неуверенно протянула та самая ведьма, что тасовала карты.

– Ужо проводим до него! Проводим! – в один голос загомонила нечисть.

Встали все из-за стола да и пошли одной толпой куда-то по длинному коридору. Вроде как и под землёй, однако ж и светло как днём. Молодые люди шли рядом плечом к плечу, потому что мало ли что да как, понимали, где находятся, куда без приглашения заявились. Бесы да ведьмы меж тем вышагивали важно, словно павлины в Бахчисарае или даже лакеи в летнем доме самого генерал-губернатора. Они высоко задирали пятачки и эдак, поводя ладошками, указывали грязными когтями по сторонам:

– Вот там у нас сковороды, где грешников живьём жарят. Причём без масла и смальцу!

– Подгорают же, – поморщился Николя, но бесы равнодушно сплюнули. Дескать, нехай горит, у нас энтого добра немерено…

– А вон там у нас сплетники да сплетницы калёное железо лижут! А там лжецов с предателями на кол сажают! А вон там бабы распутные… Кстати, можем заглянуть! Такое на сцене во французских труселях вытворяют, вы, поди, в своей Диканьке того отродясь не видывали, а оно как есть познавательно!

– Не за тем пришли, – мрачно пробурчал целомудренный кузнец.

– Да и чего мы там не видали, – поддержал его Николя. – Вот когда по прошлой зиме в Миргороде господин исправник спьяну пошёл общественные бани инспектировать, а женское отделение и не предупредили… Вот уж всем было познавательно! Исправника еле спасли, когда бабы с шайками наперевес в атаку пошли, а уж думали войска с пушками вызывать…

– А шо ж вы мне не рассказывали?

– Да к слову не пришлось.

– Эх, большие города, цивилизация, благородное общество, бабы в банях, пушки, – завистливо вздохнул Вакула. – А тут и вся жизнь пройдёт между хатой да кузней, меж столом да наковальней без культурной образовательности.

Нечисть всякая в мужской разговор не вмешивалась, но всё ж таки чувствовалось некое разлитое в горячем воздухе, чуть искрящее недоумение. Неужто и впрямь там, наверху, на светлых землях родной нашей Украины, есть ещё чудеса неведомые, коим равных и в самом пекле не сразу сыщется?

А ведь любому мелкому бесу, не говоря уже о ведьмах да чертях, завсегда хочется перед простым человеком хоть чем-то да погордиться. Грудь впалую выпятить, пятачок выше лба задрать да и пройтись перед всем белым светом эдаким гоголем!

Меж тем дорога коридорами, мостами да узкими тропками вывела их мимо озёр огненных, полных лавою, мимо вулканов кипящих, мимо мук неземных и воплей, и стонов, и скрежета зубовного прямиком к ухоженной малороссийской хатке, обсаженной почему-то огроменными кактусами колючими. Из трубы вился синеватый дымок, а за пять шагов в ноздри шибал сивушный запах самого убойного первача…

– Вот оно, жилище Байстрюково, – пролаяла главная ведьма. – Мы вас привели, слово сдержали. Плати, что ль?

Николя и рта раскрыть не успел, как кузнец тем же крестом железным молча припечатал старую склочницу по зубам!

– Ежели хоть один уцелел, могёте кузню мою спалить.

– Сё?! Сё се таке, а?! – шепелявя абсолютно беззубым ртом, изумлённо спросила ведьма. – Охти сь мне эти косяки юсские, и слова им не скяси! Съязу так по сюбам и бьють…

Так вот, покуда бесы собирали главной ведьме зубы в кулачок, друзья без особой спешки шагнули за плетень, оказавшись в один момент на территории старого знакомца.

– Может, постучать?

– Стучите вы, паныч, а то у мене такая нервозность в левой ноге собразовалась – боюсь, коли пну, так и дверь снесу к чертям собачьим!

– Мы здесь! – тут же подняли радостный визг собачьи черти за их спиной. – Ждём дверь!

– Та тьфу на вас, – одновременно обернулись приятели. – Без сопливых солнце светит, поди, и без ваших советов сами управимся.

Николя шагнул на порог, со всевозможной деликатностью постучав костяшками пальцев в дверь хаты. Недаром в Нежинской гимназии он считался одним из самых вежливых и тактичных учеников. Грубого слова никому не скажет, в шалостях да драках не замечен и уроки учит прилежно, и за стенами заведения о нём дурных слухов не ходит. Так что вот если бы сегодня педагоги Николя вдруг невесть с чего прочли бы хоть треть описания его приключений за это лето, так не поверили бы глазам своим нипочём. «Брешут писаки, бумагомаратели, щелкопёры проклятые!» – был бы, несомненно, их ответ.

Что ж, думается мне, и в наше время добрые учителя не всё знают о своих воспитанниках. И дело тут не в том, что Николя был какой-то двуличный хитрец. Слава богу, прямо наоборот! Просто размеренная жизнь тихого, сонного Нежинска никогда не требовала от него таких подвигов, от коих зависела жизнь его в столь скромной и мирной Диканьке…

– Вы чего замерли, паныч?

– А-а? Уф, задумался…

– Об чём же?

– О какой-то ерунде. О Нежинске, о гимназии, о моих профессорах, о том, что если бы не твоя Диканька, так, может, мне бы и в голову не взбрело тут со всякими чертями дружбу водить и описывать все сии событи… – Тут он прикусил язык, резко поняв, что чуть было не проболтался о своей тайной страсти к сочинительству.