Ночь опасна

Нина на миг спрятала лицо в ладонях, но когда она их отняла, в ее глазах появилась ярость. Олег даже отшатнулся, когда она прошипела:

— Все это твои домыслы, догадки! Ты все еще ничего не доказал! Машина — это доказательство, а что случилось на самом деле с той женщиной — ты знать не можешь!

Я не знаю только одного… — Олег чувствовал, как его захватывает та же агрессия, которая горела в ее глазах. — Не знаю, почему она пошла туда среди ночи, кого ждала и чего хотела. Но почему ее убили — я знаю! Она была слишком похожа на тебя там, на берегу, в темноте!

— Чай готов, — ангельским голосом произнесла за дверью Ольга.

Ей никто не ответил. В комнате стало так тихо, что шелканье будильника казалось оглушительным. Это кое о чем напомнило Олегу.

— Почему ты не разбудила меня, когда уходила? Когда ты вообще ушла?

— В десять.

— И будильник не звонил?

— Я нажала на предохранитель, — призналась Нина. — Мне хотелось, чтобы ты немного поспал… У тебя было такое измученное лицо, такие тени под глазами! Я решила, что переставлю стрелки на одиннадцать, когда буду выходить из дома… Чтобы ты проснулся уже без меня.

— И почему ты не переставила стрелку?

— Забыла…

Она произнесла это с таким комичным и виноватым видом, что половина его злости сразу улетучилась. Нина развела руками:

— У меня вылетело из головы! Я боялась идти в милицию и все-таки шла… Обо всем остальном просто забыла. Ведь я собиралась донести на мужа — пойми ты это! Он — отец Дианки, она его любит… Да и вообще, у нас всегда были хорошие отношения. Я даже думала утром — а вдруг мне все это показалось, нет никаких царапин… Вышла во двор, как дура, потрогала свою машину. Царапины, конечно, оказались на месте. И тогда я решилась окончательно.

Чай… — снова донеслось из-за двери, но на этот раз уже куда глуше. Ольга стояла там и подслушивала, но Олег не собирался ее прогонять. Он забыл о ней — как забыла Нина о незаведенном будильнике. Подошел к дивану, присел, поймал ее руку. Она ответила сухим и нервным пожатием. От нее все еще пахло коньяком, но теперь Нина выглядела совершенно трезвой. Только очень уставшей.

— Что тебе сказал следователь?

— О… — со смешком протянула женщина. — Прежде чем я к нему попала, мне пришлось пройти столько инстанций. До сих пор не уверена, что говорила с нужным человеком. Понимаешь, они сперва решили, что я пришла сообщить об уличном столкновении. О ДТП, как говорится.

Потом Нине, по ее словам, долго пришлось объяснять, что никаких жертв это уличное происшествие не принесло. Единственная жертва — она сама, но у нее нет ни царапины. А вот машина поцарапана. Причем весьма заметно.

— Они решили, что я слегка чокнутая, — грустно улыбнулась Нина. — Особенно когда я сказала, что все это было неделю назад и машина, которая хотела меня сбить, — моя собственная. В самом деле, звучит дико… Вся эта история — сплошная дичь, потому я и не хотела туда идти…

— Они не поверили тебе?

Она вздохнула:

— По крайней мере, я убедила их принять мое заявление. Хотя думаю, они его куда-нибудь засунут. Пойми — я жалуюсь на свою машину! Они меня все спрашивали: чего же я хочу? Чтобы машину отремонтировали, что ли? Зачем подаю заявление?

Он все больше сочувствовал Нине. Ей в самом Деле пришлось нелегко. Объяснять столь экстравагантные вещи и выглядеть при этом нормальной — задачи почти невыполнимая.

— Я сказала, что только хочу проверить, кто был за рулем. И больше мне ничего не нужно.

Она неожиданно упала на бок и ткнулась головой в подушку — будто хотела выбить из головы неприятные мысли. Ее голос зазвучал глухо:

— Меня спросили: как они, по моему мнению, это проверят? Раньше надо было обращаться или самой выяснять.

— Дурочка. — Он ласково погладил ее плечо. За эту неделю Нина заметно похудела, издергалась.

«Она не выдержит долгого разбирательства. И так уже на грани срыва. Но чем я могу ей помочь? Только прятать у себя и не выдавать мужу. Однако насильно ее не удержишь, а сама она то и дело куда-то сбегает».

— Почему дурочка? — откликнулась Нина. — Чем ты опять недоволен?

— Тебе обязательно нужно было рассказать про то, что из-за тебя убили другую.

— Это ты дурак, — донеслось сквозь подушку. — Мне пришлось бы рассказать все, понимаешь? В том числе и про тебя тоже.

— Ну и рассказала бы. Я не барышня, сплетен не боюсь. Сказала бы, что у тебя есть старый друг, у нас близкие отношения. Думаешь, в милиции упадут в обморок от такой безнравственности? Они и не такое слышали!

Ника повернулась к нему лицом. Ее взгляд был загадочным и долгим — иногда, когда она смотрела вот так, он подозревал, что она его не видит. «И Тамара смотрит так же, — неожиданно вспомнил он. — Глаза у них чем-то похожи. И взгляд. Только Тамара близорука, а Нина видит прекрасно. И обе они для меня — загадка».

— Нравственность тут ни при чем, — сказала Нина, не сводя с него непроницаемого взгляда. — Я боюсь другого…

— Понятно. Боишься за супруга. Только он что-то не слишком беспокоится за твою жизнь. Скорее наоборот.

Нина неожиданно махнула рукой — это был пренебрежительный, отстраняющий жест: