Ночь Патриарха

С того военного времени до сих пор я, «дитя войны», ничего не могу оставить на тарелке; рука не поднимается выкинуть какие-нибудь продукты.

В школе у нас дела постепенно налаживались. Когда я пришла в класс впервые, то никак не могла понять, кого это мальчишки дразнят «жирафой», и не сразу сообразила, что «жирафа» это я. У нас не было в доме зеркала, за исключением маленького, круглого, перед которым мы причесывались, и я не могла видеть себя во весь рост. Это я за почти два месяца вытянулась в «жирафу». С тех пор комплекс слишком высокого роста преследовал меня почти до 16 лет, хотя по теперешним меркам мой рост 165 сантиметров — совсем небольшой.

Первую четверть мы с Эллой пропустили, но во второй, хотя мы пришли в школу только в середине декабря, уже были аттестованы. У меня были четверки и пятерки, у Эллы были и тройки, даже одна двойка. Она вообще хуже меня адаптировалась, всего боялась, у нее вечно что-то болело — то живот, то голова, а я даже в то время не знала, что это такое. Но зато, если Элла за что-то бралась, она это делала только основательно. Школу она закончила (уже в Харькове) с медалью, у меня это не получилось, а из невзрачного бледного заморыша она превратилась в редкую красавицу, статную, высокую, с золотыми волосами, карими глазами и чудным цветом лица. Откуда что взялось?

Постепенно мы обживали Челябинск. Когда мы только приехали, я подобрала во дворе и припрятала за сараями пару оставшихся после октябрьских праздников сосенок. Перед Новым годом мы из двух сосенок связали одну приличную елку, наклеили из бумаги игрушек, цепей, сделали красную звезду на макушку и справили новогодний праздник в сочетании с новосельем. Пригласили Якова Леонтьевича Кругляка и дядю Матвея с семейством.

У нас появился какой-то круг общения. В Челябинск были эвакуированы Малый театр и Наркомат строительства. Работники этих двух учреждений проживали недалеко от нас на улице имени Цвиллинга (опять не знаю, кто это такой) в многоэтажных домах, в которых жили некоторые девочки из нашего класса. Мне очень нравилось приходить к ним, поскольку это было некоторое отражение того мира, который мы оставили в Харькове, благоустроенного, а главное, с электрическим освещением.

Меня приняли в кружок «Тимуровцев» при городском кинотеатре имени Пушкина. Я всю жизнь обожала петь, а там был хор. Мы выступали в госпиталях, школах, в клубах на торжественных заседаниях, а один раз нас даже записали на Челябинском радио. Членство в кружке давало право бесплатно посещать киносеансы, и мы, конечно, этим правом вовсю пользовались.

Мы с Эллой увлеклись почтовыми марками, и я собрала приличную коллекцию советских марок, начиная с 1917 года. У меня были довольно ценные даже по тем временам серии, например «Десятилетие взятия Перекопа», «Первая конная армия» и другие. Сейчас бы этим маркам цены не было, но я в 1950 году в один из приездов на каникулы в Канск, где мы тогда жили, в порыве непонятного альтруизма подарила свой альбом соседскому мальчику. До сих пор об этом жалею.

Мы, эвакуированные, не любили Челябинск, называли его «Ямой» («челяба» по-башкирски — яма) и мечтали о возвращении назад в наши родные города. Но сейчас я вспоминаю этот город с теплым чувством. Он принял и как-то обустроил огромное количество эвакуированных. По прошествии стольких лет я не очень хорошо его помню. В отличие от Харькова, где новое строительство велось, в основном, на окраине, в Челябинске в самом городе было возведено много новых зданий: импозантный Драматический театр, где в то время играл Московский Малый театр, внушительная гостиница и многоэтажные здания на проспекте Спартака, Главный почтамт на улице Кирова, много современных жилых домов.

Сразу же за городом находился очень живописный район бывших каменоломен, ставший загородным парком — зимой мы ходили туда кататься на лыжах, весной за подснежниками, черемухой.

Мы часто собирались во дворе двух пятиэтажных жилых домов для работников Наркомстроя и Малого театра, там мы играли в волейбол, круговую лапту.

Параллельно с нами собиралась группа ребят чуть постарше. В этой компании я запомнила двух сестер-красавиц, известных всему городу. Лина, старшая, была хрупкой, светло-пепельной блондинкой, бледной, загадочной. Ванда, младшая, была более приземленной — крупная, румяная, с рыжеватыми волосами. По-моему, все старшеклассники были влюблены в этих девочек. Из вздыхателей Лины я запомнила Мишу Садовского.

Одной из моих подруг была Светлана Бойченко, жившая на одной площадке с Катей Судаковой. Катя (теперь режиссер Екатерина Еланская) так и не знает, что у меня сохранились ее детские стихи:

«Посмотри на берег дальний,

Там за кромкою лесов

Ты увидишь храм хрустальный

И услышишь глас богов…»

И так далее в том же духе. Стихи мне так тогда понравились, что я взяла их у Светланы и вписала в свой альбом.

В Челябинске мне в первый раз понравился мальчик, он жил в нашем дворе во флигеле рядом с воротами и учился в нашей школе, только был на 1–2 класса старше. У него было очень красивое имя, его звали Семен Эммануэль.