Ночь с Достоевским

– Странно мне это, Анна, – заговорил он, наконец, остановись перед ней, – очень странно. В такое короткое время, как ты говоришь… И вдруг уехал внезапно и неизвестно куда, на несколько времени.

– Он очень молод, – сказала она, – притом он не знает, как я его люблю.

Лосницкий вздохнул и снова заходил по комнате.

– Прощай, Анна! – сказал он вдруг, остановясь перед ней.

– Как, ты уже уходишь?

– Да, пора… Дело есть; нужно письма кое-какие писать.

– Ну, прощай. Завтра придёшь?

– Да.

Они расстались. Лосницкий возвратился к себе. Нестерпимо скучна и гадка показалась ему его комната. Не будучи в состоянии приняться ни за какое дело, ни остановиться на какой бы то ни было мысли, он ходил по ней взад и вперёд, потом взял шляпу, вышел из дому и долго бродил по: улицам города без всякой цели, нигде не останавливаясь, ни во что не всматриваясь. К вечеру, усталый и расстроенный, возвратился он домой, лёг на диван и пролежал весь вечер, уставив глаза в потолок и по временам тяжело вздыхая.

На следующий день Лосницкий не хотел ехать к Анне, но не удержался и после обеда заехал. Он застал её дома и одну. Она была грустней обыкновенного, но старалась казаться спокойной. Лосницкий следил за ней, и ему стало жаль её. Впервые он испытывал к ней это чувство, и ему было досадно. Чтобы как-нибудь рассеять Анну, Лосницкий предложил ей ехать в оперу. Она тотчас согласилась. Музыка произвела на Анну большое впечатление, молодая женщина оживилась и напомнила себя Лосницкому такою, какой он знал её до того, и он снова чувствовал себя побеждённым и преклонялся перед нею.

Прошло несколько дней.

Однажды утром Лосницкий только что проснулся и лежал ещё в постели, как кто-то постучался к нёму.

– Кто там? – крикнул он, не вставая. Сердце Лосницкого на миг замерло.

– Я, – ответил тихий голос.

– Анна! – вскрикнул он, не веря собственным ушам. – Да… отворяйте скорей, послышалось задверью.

Лосницкий быстро вскочил с постели, наскоро оделся и открыл дверь. Анна вошла в комнату. Она откинула вуаль, и Лосницкий вздрогнул при взгляде на её лицо. Оно было смертельно бледно и строго, губы крепко сжаты, глаза смотрели прямо, но с выражением ужаса и помешательства.

– Что с тобой, Анна? – воскликнул Лос[ницкий].

– Ничего, – отвечала она медленно и слегка прерывающимся голосом. – Мне нужно говорить с тобой, нужно, чтоб ты ко мне пришёл для этого, мне нельзя оставаться. Прощай. Приходи же.

– Приду, приду.

Она повернулась и вышла из комнаты. Это неожиданное видение поразило Лосницкого. Несколько времени он стоял, как вкопанный, силясь объяснить его, наконец, бросился одеваться. Руки и ноги его дрожали и сердце сильно билось, когда он выходил из дрожек перед домом, где жила Анна; он предчувствовал что-то недоброе, но в доме было покойно и тихо по-прежнему. Он не долго ждал Анны. Она вошла совсем одетая, хотя было ещё очень рано, и казалась спокойною, даже веселою.

– Я не ожидала, что ты придёшь так скоро, – начала она.

– Я поторопился, потому что, признаюсь тебе, ты меня испугала. Я рад, что нашёл тебя спокойною… Впрочем, кто тебя разберёт, – прибавил он, – ты всегда такая.

– Я только что завтракала, – сказала она, чувствуя, что спокойствие её начинает её покидать и желая удержать его. – Не хочешь ли, я принесу тебе чаю?

– Нет, пожалуйста, не беспокойся.

– Как знаешь.

Она встала и заходила по комнате. Мускулы её лица начали как-то подёргиваться, яркий румянец заиграл на её щеках.

– Я хочу с тобой говорить, – сказала она и остановилась перед ним, потупясь; её брови двинулись, и лицо сильнее и чаще начало подёргиваться, она повернулась и снова начала ходить по комнате. Мало-помалу она начала успокаиваться, снова подошла к нёму и села против него.

– Со мной произошла страшная история, – начала она медленно, почти торжественно… Я хочу, чтоб ты мне объяснил, что это такое. Я расскажу тебе всё. Ты знаешь меня, я хочу, чтоб ты меня судил. Ты помнишь, когда мы встретились в первый раз в этой глуши, куда ты был заброшен не по своей воле и где я пропадала с нелюбимым мужем среди антипатичных мне людей. Наше положение, мысли нас сблизили, мы пробудили сознание друг в друге и, очнувшись, испугались своего положения и бросились в объятия друг другу, боясь потеряться. Но не одно отчаяние воодушевляло меня, когда я тебе отдавалась, ты недаром мне говорил о своём обновлении. Я думала найти в ней (любви?) спасение, цель, прибежище и ничего не нашла, кроме стыда и горя…

Тут она остановилась, не в силах далее продолжать от наплыва грустных воспоминаний, и закрыла руками лицо. Жестокая горечь её слов глубоко уязвила Лосницкого. Он молчал и только смотрел на неё пристально. Она продолжала: