Ночь с Достоевским

– Ты не рассердишься?

– Что такое?

– Я только что хотел подойти и целовать твою ногу, но задел за этот ковер и опомнился.

Краска стыдливости подступила к благородному, целомудренному челу Анны и придала её лицу чисто девическое выражение.

– Зачем это? – проговорила она с мольбой в голосе и инстинктивно задёрнула полой длинной пестрой блузы конец своей узкой туфли.

– Ты должна меня извинить, Анна, – сказал смущенный Л[осницкий].

– О да! только не говори более об этом.

Но такое великодушие не очень польстило Лосниц[кому]. Он завёл вскоре разговор, самый обыденный, но что-то не вязалось; взгляды Лосницкого останавливались на Анне с большим упорством и страстью, он забывал, о чём говорил. Анна это заметила и оно её встревожило. Анна встала с постели, подошла к своему письменному столу, быстро позвонила и сказала слуге, чтоб подал огня, и села у открытого окна. (Здесь справа такая приписка: «между тем настала ночь и покрыла всё непроницаемой чернотой, но лунный свет пробирался в высокие окна, яркими полосами прорезывал темноту и как-то странно фантастически мешался с нею, наполняя её волшебством и таинственностью).

– Ты скоро уйдешь к себе? – спросила она его.

– А что?

– Так… Я спать хочу.

– Так рано?

– Да, я как-то устала.

Лосницкий молча подошёл к ней, поцеловал обе её руки и решительно вышел. (Первая редакция, зачёркнутая, была такая: после – «я как-то устала», следовало: «Но он не тронулся, пока через несколько минут она не напомнила ему, чтобы он её оставил. – Не хочется уходить от тебя – сказал он со вздохом, однако встал, поцеловал на прощание её обе руки…»). Анна заперла за ним дверь и, не раздеваясь, бросилась в постель. Долго она лежала, думая невольно о своём положении и волнуясь какими-то неприятными чувствами, так и уснула с ними не раздеваясь, не погасив даже лампы.

На следующий день Анна встала очень поздно. Лосницкий долго ждал её в соседней комнате, которая, разделяя две их комнаты, служила им залой и столовой. Завтрак давно стоял на столе, но Лосницкий не думал за него браться. Он ходил взад и вперёд по комнате, по временам останавливаясь и прислушиваясь к движению в комнате Анны или просто смотря в окно. Наконец, А[нна] показалась. Она была спокойна, как всегда, и грустно величава. Они сели завтракать, но ему показалось в её позе что-то особенно гордое и насмешливое. Он встретил её как-то смущённо. Они сели завтракать. В обращении Лос[ницкого] с Анной всё это утро всё проглядывала какая-то неровность, он не мог как-то попасть в колею, но простота и искренность Анны, её добрые доверчивые слова навели его на настоящий путь, и Лос[ницкий] хоть пополам с грустью, но с благородной решимостью протянул ей руку.

– Анна, – заговорил он, – вчера я был глуп и низок, я виноват перед тобой, простишь ли ты меня?

И Анна радостно приняла это раскаяние, обещала забыть вчерашнее, сознаваясь, как это было тяжело. Он уверял, что увозил её без всякого расчёта, хотя и была у него какая-то неопределённая надежда; когда же вдруг он увидел себя с ней одних посреди чужих мест, незнакомых людей… – его рассудок помутился. Он обещал ей на будущее быть её другом, защитником, чем только она сама захочет, несмотря на то, что страсть её к другому и, вследствие её сложившиеся между ними новые отношения, сделали её вдвое привлекательнее.

Анна верила его обещанию, точно так, как он сам ему верил, и смело доверилась будущему. Весь этот день они провели вместе в прогулках и разговорах. Лосницкий пустился в рассуждения и разные отвлечённости. Это настроение увлекало его, тем более что оно, видимо, занимало Анну; в таких рассуждениях он забывал самого себя. Но это счастливое расположение продолжалось не долго, не более одного только дня, затем скука, досада и грусть попеременно овладевали им.

По мере того, как Анна становилась спокойнее, когда едкое разрушающее страдание её сердца переходило в тихую меланхолию, и она понемногу возвращалась к прежним занятиям и привычкам, когда любимые книги появились у ней на столе, любимые мелодии, сопровождаемые её голосом, раздались в их молчаливом жилище, выражая на разные вариации одну и ту же неизлечимую скорбь, – он сделался мрачен, раздражителен или не выходил из своей комнаты по целым дням. Часто, когда он сидел неподвижно в углу или по целым часам, молча, ходил по комнате, молодая женщина украдкой взглядывала на него из-за своей книги, и сердце её робко сжималось. Она сознавала, что вся его любовь, все старания и заботы остаются без возмездия, и это начинало тяготить её. Однажды, когда он сидел в своей комнате, облокотясь руками на стол и, склонив голову с усталым и грустным выражением лица, Анна несколько раз проходила мимо и заглядывала в отворенную дверь; он не замечал её или делал вид, что не замечает. Вдруг она вошла, подошла к нёму и встала на колени, чтоб прямо смотреть ему в лицо.

– Прости меня, – проговорила она, взяв его за руки и устремив на него грустный, проникающий в душу взгляд. Он взглянул на неё с притворной рассеянностью и улыбнулся.