Ночь Серебра

Они добрались до лесной избушки, когда уже совсем стемнело. В прозрачном, дрожащем воздухе явственно чувствовалась осень: пахло дождём, грибами, опавшими листьями, ночь стала намного холоднее и опустилась куда раньше, нежели это было в травень и липень-месяц. Их ждали давно и с нетерпением: едва у крыльца раздались шаги и шорох листвы, как дверь с грохотом распахнулась, и на порог вылетела Велена в одном лёгком сарафане, даже плечи платком не прикрыла — так торопилась. С несколько секунд все трое стояли молча, глядя друг на друга, и вдруг Велена, сделав пару нетвёрдых шагов вперёд, со слезами бросилась обнимать Славку и брата.

— Тише, тише! — наконец воскликнул Ярико, осторожно высвобождаясь из крепких объятий сестрёнки. — Будто всю зиму не видались!

Велена только тихонько всхлипнула в ответ, и оба поняли, что три минувших дня тянулись для бедной девушки дольше трёх лун. Она поспешила отойти в сторону и пропустить ребят; все трое уже успели продрогнуть, и после мрачного сырого подземелья тёплая, натопленная горница показалась истинным раем. В избе крепко пахло мёдом и воском, засушенной листвой, тёплым деревом. Велена, бесшумно порхая по горнице, чтобы не перебудить остальных, согрела в плошках настоя из шиповника, достала из корзины, прикрытой плотной тканью, хлеб, положила перед ребятами, сама села напротив, подобрала босые ноги под себя.

— Как же вам удалось… уйти-то? — шёпотом спросила она.

— Помогли, — коротко ответил Ярико. — Сейчас не об этом. Дедушка спит?

Велена пожала плечами, поднялась с места, выбежала из горницы и вскоре вернулась в сопровождении старого ведуна. Казалось, он всю ночь не смыкал глаз и за всё время, пока Славки и Ярико не было, постарел ещё солнцевороторов этак на пять. После тёплого, радостного приветствия он остался с ними, отлил из котелка и себе настойки шиповника. Мельком оглядев внучку и её друга, заметил, какими они выглядели уставшими и измученными, но вопросы задавать не стал, понимая, что им нелегко будет об этом вспоминать и уж тем более рассказывать. Однако, немного передохнув, Ярико поведал обо всём сам, умолчав только о том, как они едва не погибли. Рассказал, что клинок у них снова отобрали, что князь Ольгерд совсем другим стал: и ранее был не из добрых людей, а теперь и вовсе равно как дух из самой Прави, угрюмый, жестокий, равнодушный ко всем и всему, кроме рыжей ведьмы в чёрном плаще. Ежели бы он только знал, как в эту минуту он был близок к истине…

— А что же с Фениксом случилось? — спросил старик, когда Ярико прервал свой рассказ. — Пёрышки-то с очелья исчезли.

Юноша поднял руку к виску, провёл по тонкому кожаному шнурочку, но пёрышек и впрямь не было. Видать, рассказать всё-так придётся… Он вздохнул. Снова перед внутренним взором поднялся шаткий деревянный помост, притихшая в ужасе толпа поселян, алое закатное солнце, глаза Славки, покрасневшие от слёз.

— Нас убить пытались, — тихо промолвил он, опустив взгляд. — Я выжил. А Славка — нет. Феникс её вернуть помог.

— Лешак их разбери совсем! — воскликнул старик-ведун, с размаху ударив кулаком по столу. — Страх потеряли и совесть к его матери! Не таким я помню Ольгерда, ох, не таким…

Ненадолго повисла гнетущая тишина. Тёплый настой из шиповника оставлял на губах лёгкую горечь.

— Я видела Звёздную Дорогу… Там было светло, а Ярико сказывал, что обыкновенно туда во тьме вступают… И ещё нас назвали «детьми Света», — вспомнила Славка, доселе молчавшая. — Дедушка, что это означает?

Любим Евсеич покачал головой, поскрёб в затылке. Видать, настала пора поведать им обо всём: о Тьме и Свете, о Звёздной Дороге, о проклятии, которое лежало на роду князя Белогора. История была долгой, рассказ об этом — и того дольше. Ярико развёл огонь в печи, а остальные приготовились слушать.