Ночь шинигами

Мы пошли по тропинке к главным воротам, мимо надгробий в форме кельтских крестов и бетонных ангелов, тоскливо взирающих на землю. Мне еще не доводилось бродить по кладбищу при мягком свете первых лучей, когда ясно видны каменные глаза застывших истуканов и высеченные навечно в мраморе имена душ, которые я забрала, – вопиющее обвинение, ночью скрытое одеялом тьмы.

Но более ясности утра меня тревожило ощущение погони. Я не видела грима, но чувствовала его по трепетанию деревьев и колебаниям теней.

Мы взобрались на невысокий холм, и впереди замаячили главные ворота кладбища. Нивен старался шагать уверенно, подражая Высшим жнецам, но глаза его переливались ярмарочными огнями, выдавая страх.

Кот недовольно мяукнул и оскалился.

– Оливер? – Нивен прижал животное покрепче.

Кот зашипел и попытался залезть по Нивену наверх, как по дереву, вцепившись передними когтями в губы брата.

– Ой! Оливер, перестань!

Кот оттолкнулся от Нивена в отчаянной попытке убежать и приземлился мне на плечо, цепляясь когтями за плащ и царапая задними лапами шею.

– Нивен, сними с меня своего чертова кота! – заорала я, роняя сумку, с трудом оторвала от себя животное и бросила на землю.

Воздух справа засвистел, словно от взмаха меча, грим вонзил зубы в позвоночник кота и громко хрустнул. Возможно, по своей сути гримы были тупыми собаками, но в то же время существ быстрее я никогда не видела.

– Оливер! – вскрикнул Нивен и метнулся к гриму, который отшвырнул кота и зачавкал костями, капая кровью.

Пес проделал бы то же самое с Нивеном, хотя не мог убить его, лишь покалечить.

Пытаясь отбить кота, я уронила часы куда-то в грязь. Цепочка все еще крепилась к одежде, но у меня не было даже секунды, чтобы дотянуться до чудодейственного хронометра. Вместо этого, когда грим крутанулся и понесся к нам, отталкиваясь от земли волосатыми человеческими ногами, я бросилась к Нивену.

Зубы чудовища вонзились в мою правую руку, я упала на Нивена, повалив брата головой в грязь, и ударилась спиной о его хребет. Боль, притупленная адреналином, пришла с запозданием, но была острой и обжигающей. Зубы разорвали сухожилия на моем запястье и погрузились в кость, так что я не могла пошевелить пальцами.

Онемевшей холодной рукой я нащупала серебряную цепочку, сжала толстые металлические звенья и сильно дернула, подбросив часы в воздух.

Глаза грима в лунном свете загорелись золотом и серебром, его пасть распахнулась, роняя длинные сгустки желтой слюны, и он наконец отпустил меня. В тот же момент я почувствовала боль в руке, кипящая кровь выплеснулась на холодную кожу, сухожилия взвыли и скрутились, как черви в глубине плоти, пытаясь вернуться на место.

Грим открыл пасть, чтобы поймать мои часы, но, прежде чем он щелкнул зубами, я выхватила хронометр из воздуха левой рукой.

Окружающие звуки смолкли, а пес застыл всего в нескольких сантиметрах от моего лица, широко разинув пасть и выставив напоказ три ряда страшных зубов и острый язык.

Я потянулась к Нивену, чтобы разморозить, но брат уже выкатился из-под меня, тяжело дыша и нащупывая собственные часы. Когда я поднялась, правая рука запульсировала и повисла мертвым грузом. Я пнула грима в бок. Зверь опрокинулся навзничь, широко расставив ноги.

– Оливер! – закричал Нивен ломающимся голосом и упал на колени рядом с останками кота. Потянулся погладить животное, но рука задрожала, а глаза налились слезами при виде расплывшейся по земле крови.

– Не смотри! – попросила я, пытаясь перевести дыхание.

Нивен повернулся и проследил за стекающими по моей руке алыми струйками, взгляд его вспыхнул синевой.

– Рэн! – вскрикнул он, подполз ко мне и задрал рукав.

– Все в порядке, – сказала я, даже не взглянув на рану. Боль утихала. Кровь пропитала белый рукав моей сорочки, но следы от зубов уже уменьшались, заживали. Гримы, пусть и быстрые, все равно были низшими существами. Они не могли нанести серьезный урон. К счастью, темный плащ мог скрыть пятна крови.

– Прости меня, Рэн. – Нивен сжал мой рукав. – Я не смог тебе помочь.

– Ты очень помогаешь. – Я обрезала перочинным ножиком обрывки промокшей ткани. Брат даже не понимал, как он мне нужен. – Кроме того, уже все в порядке. Мы целы.

– Извини, – повторил Нивен и снова взглянул на пожеванные останки кота, что лежали в паре метров от нас. Брат судорожно вздохнул, решительно отвернулся и подхватил саквояж.

– Нивен, постой.

– Отец сказал…

– Стоп! – повысила я голос и обхватила ладонями перепуганное лицо брата, пачкая кровью его щеку. Как же я ненавидела в этот момент Эмброуза за то, что довел Нивена до такого состояния. «Он трус, у него даже от теней поджилки трясутся», – сказал отец, словно Нивен и без того не понимал, что родители о нем невысокого мнения.

Для меня мнение Эмброуза давно не имело значения, но Нивен жаждал одобрения отца.

– Ты очень-очень помогаешь, – повторила я, пристально глядя в печальные голубые глаза брата, чтобы он поверил. Нивен сглотнул и кивнул, как только я убрала руки. Я вытерла кровь с его щеки чистым рукавом.

– Нам надо добраться до лондонских доков.