Ночь шинигами

– Ты вернулась. – Голос Идзанами прорезался сквозь темноту, обрушился на меня и гулко разнесся по полу. – Полагаю, это означает, что ты выполнила мою просьбу. Иначе не осмелилась бы явиться.

– Я все сделала. – Мой голос был еле слышен, слова едва просачивались сквозь вязкий горячий воздух. – Ёкай мертвы.

– Насколько мне известно, мертвы, – подтвердила Идзанами. – Ты хорошо поработала.

В моей груди поднялось чувство, похожее на гордость, однако богиня снова заговорила, и ее слова все разрушили:

– Скоро эти твари исчезнут.

У меня пересохло в горле. А Хонэнгамэ, подруга Хиро – она что, тоже должна погибнуть?

– Чтобы уморить ёкая голодом, требуется много времени, – продолжала Идзанами. – Я уже начала терять терпение. Спасибо тебе, Рэн, за то, что помогла ускорить их гибель.

«Спасибо тебе, Рэн». Раньше меня никто не благодарил, кроме Нивена, но почему-то зловещие слова богини не были похожи на искреннюю признательность. Что именно я помогла сделать?

– Ты морила их голодом? – Я вспомнила тонкую фигуру Исо-онны, ее изможденность. Это было делом рук Идзанами?

– Я забираю души, где пожелаю, таково мое право. – Слова богини прозвучали низким рыком, от которого зазвенели половицы. – Если захочу забрать души всех моряков в Такаоке и оставить Исо-онна ни с чем, так и сделаю. Если вознамерюсь поглотить все снежные деревни Японии, чтобы Юки-онна некуда было идти, я и это могу. Неужели ты не понимаешь, Рэн? Смерть принадлежит мне.

Ее слова всколыхнули воздух в комнате, словно невидимый огонь похитил весь кислород. У меня на шее выступили бисеринки пота, и я почувствовала легкое головокружение, будто падала, хотя прочно стояла на коленях.

«Везде, где обитают поедающие смертных ёкаи, гибнет слишком много людей», – сказала Махо. Хиро подумал, это означает, что ёкаи переедают. Но все было наоборот. Идзанами перекрыла им доступ к пище.

В темноте я рассматривала смутные очертания своих рук и чувствовала такую горечь, что пальцы сами впивались в циновки.

Идзанами истребляла ёкаев. Возможно, некоторые из них заслуживали уничтожения, но не все, не такие, как Махо. И бесконечно важнее было то, что Идзанами использовала меня как инструмент, а я даже не спросила почему. Смерть должна быть священной, мы служили ей, чтобы поддерживать равновесие во вселенной, а не удовлетворять жадность богини.

– Ты говорила, что даже в смерти есть гармония. Я думала, ты действуешь сообща с ёкаями.

– Гармония? – переспросила Идзанами, слово с шипением пронеслось по комнате вместе с потоком горячего воздуха. – Была ли гармония в том, что муж оставил меня гнить после того, как я родила ему царство жизни? Каждый день население Японии растет, Идзанаги становится все могущественнее, а я вынуждена ютиться с призраками и чудовищами, такими глупыми, что они не способны найти себе пищу, если только та не падает прямо в их разинутые рты.

Я отвернулась, не в силах сделать вдох, волны жара и запах разложения стали невыносимыми.

– Я хочу, чтобы Идзанаги знал: души его драгоценных людей попадают в мой желудок, строят мое царство и углубляют тьму Ёми, – продолжила Идзанами. – Я создала смерть. Мне надоело ею делиться.

Половые доски постанывали, дергаясь на скрепляющих их гвоздях, обои отрывались от стен под напором ярости Идзанами. Не слишком ли сильно я расстроила богиню? В любой момент ее гнев мог обратиться на меня, содрать кожу с плоти и перемолоть кости в пыль. Я не смела пошевелиться, боясь, что и так уже сказала слишком много.

– И ты, Рэн, тоже моя, – продолжила Идзанами. – Если будешь жить в Ёми под моей опекой, то станешь делать все, что я скажу, без тени сомнений. Если я попрошу тебя убить тысячу ёкаев голыми руками, ты это сделаешь.

Я склонилась еще ниже, но не из благоговения, а от отчаяния. Не представляла подобного исхода, но какой у меня был выбор? Я зашла так далеко, и ради чего? Чтобы в результате оказаться отвергнутой и бездомной в стране вечной тьмы?

– Я понимаю. – Я расслабила мышцы, и смерть полностью придавила меня к циновке, со лба на тростник падали капли пота, а ноги горели от неудобной позы.

Звуки рвущихся обоев и скрипящих половиц улеглись, в комнате воцарилась жуткая тишина.

– Ты мне нравишься, Рэн с Якусимы, – наконец сказала Идзанами. – Моим шинигами привилегии давались при рождении, а ты жаждешь этого звания… Ты куда сильнее, чем была твоя мать.

Я затаила дыхание. Вся кровь отхлынула от головы и стекла в ноги. Я прокручивала в мыслях слова Идзанами, уверенная, что ослышалась. Если мама все еще в Японии, то почему богиня говорит о ней в прошедшем времени?

– Была? – повторила я.

– Как я уже рассказывала, – ответила Идзанами, – она понесла наказание за свои проступки.

– Наказание? – Я собрала все силы и оторвалась от циновки, опираясь на локти.

– Ее принесли в жертву созданиям непроглядной тьмы.

Слова не сразу достигли моего сознания. Я вроде бы понимала, что мама мертва, но при этом все словно бы оставалось по-прежнему.

– Ты убила ее? – Я едва ощущала слова на губах, даже не была уверена, говорю ли я по-английски или по-японски.