Ночь шинигами

Дитя выбросило на берег в Эдзо, где его вырастили люди. Большая часть костей, хоть и не все, восстановились. Он стал великим богом рыбаков, которого назвали Эбису, и на этом легенда о Хируко должна была закончиться.

Но сказки умолчали об остальной части истории – что первенец Идзанами взял новое имя и вернулся в Ёми.

Хиро пересек темную комнату, а у меня в горле заклокотала огромная печаль. Я доверилась ему, а он солгал. Я закусила губу и крепко прижалась к циновке, желая раствориться в темноте.

– Как ты проник в мой дворец? – произнесла Идзанами. По комнате разлилось тошнотворное тепло.

– Это действительно первое, что ты хочешь сказать мне спустя тысячелетия? – отрывисто произнес Хиро. – Разве ты не рада возвращению первенца?

– Как ты вообще можешь ходить? – Возмущение Идзанами вскипело в воздухе. – Я думала…

– Я многому научился без тебя. – Хиро нахмурился и шагнул ближе, его круг света приблизился к скрытой фигуре Идзанами.

– Как ты осмелился принести огонь в мою священную тьму? – вскричала богиня, но ее уверенность поколебалась, мощь отступила под угрозой.

– Ты боишься того, что я увижу, когда поднесу к тебе пламя?

– Хиро, – прошептала я. Он оглянулся, его ярость смягчилась. – Что ты делаешь?

– Показываю матери, кем я стал. – И Хиро снова обратил взгляд на мать. – Достоин ли я теперь твоей милости, мама?

Свет замерцал в опасной близости от трона Идзанами.

– Мой дорогой Хируко, – прошептала богиня. Нежность ее голоса утихомирила ярость духа. – Ты стал моей первой и самой серьезной ошибкой. В моих руках была вся магия богов… сила, способная создать мир… и все же я не смогла излечить тебя.

– Меня не надо было лечить! – взорвался Хиро. – Со мной все было в порядке! А вот с тобой – все не так! Боги должны стыдиться, что дали силы такой трусихе!

– Хируко, – прошептала Идзанами, – прости. Мне не следовало отсылать тебя…

Тьма расступилась, и огонь свечи открыл истинный облик богини. Наполовину она состояла из костей, а наполовину – из серой плоти, тысячелетиями медленно и мучительно разлагавшейся. Пустые глазницы кишели личинками, а губы сгнили, обнажив острые пожелтевшие зубы. Идзанами с бросающим в дрожь скрипом поднялась на ноги, кости щелкали и терлись друг о друга.

– Мне следовало убить тебя самой.

Глава 21

Смерть заполнила комнату, вжала в пол меня и Хиро. Мы были не просто обездвижены: тяжесть вселенной сильнее и сильнее давила на наши спины. Мои суставы выскакивали из ямок, кости грозили разлететься на куски. Из-за давления кровь хлынула из носа и ушей, я закрыла глаза.

Кошмарный труп Идзанами достал с полки над троном длинную катану и направился к Хиро, уронив часы Нивена на пол. Свет сиял на изогнутом лезвии, словно оно было только что выковано в расплавленном добела пламени звезд. Катану богиня волокла за собой, та резала циновки и дерево легко, словно спелые фрукты.

Увидев, что собирается сделать его мать, Хиро широко распахнул глаза. Тот самый дикий взгляд попавшего в ловушку зайца появлялся и у людей на смертном одре, когда те осознавали, что выхода нет. Взгляд, который я знала так хорошо и ни за что не хотела бы увидеть у Хиро. В горле пересохло, я не могла вдохнуть, но на этот раз не из-за того, что смерть придавила меня к полу.

– Мама, прошу! – закричал Хиро.

Он всхлипывал, его зубы стучали от напряжения, а по подбородку стекала кровь из прикушенного языка. Так же было во время стычки в гостинице, но на этот раз на него нападала родная мать. Моя кровь внезапно вскипела, проклятие смерти сорвало кожу с кончиков пальцев, но я поползла к Хиро, хотя воющий ветер пытался оттащить меня прочь.

Идзанами шла, пошатываясь, катана взрезала пол позади нее.

– Ты знал, что тебе никогда не следует возвращаться сюда. Твои братья – острова Японии, месяц и бури. Твоя сестра – солнце. А кем стал ты, Хируко?

– Я… Я – бог рыбаков, – с трудом вымолвил Хиро. Из его глаз брызнула кровь.

– Рыба, – Идзанами с отвращением сплюнула. Она приблизилась, оставляя на полу следы черной гнили. – Гордишься, что ты – бог рыбы?

Мои пальцы заскребли по тростниковым циновкам, прорывая их насквозь и впиваясь в раскалывающееся твердое дерево пола. Как она смеет унижать Хиро, когда он рисковал своей жизнью, чтобы доставить ей удовольствие? Как смеет говорить о гордости и уважении богиня, бросившая собственного ребенка? Восседающий в золотом кресле Верховного совета Эмброуз, скрывающаяся в роскошном дворце Идзанами. Мои пальцы скрючились от отвращения к трусам, которых мы называли родителями, под ногти вонзились занозы. Я поползла вперед, обдирая лицо о циновки.

– Прости! – закричал Хиро, сокрушительная сила смерти прижала его голову к полу, вколачивая зубами в дерево. – Мама, прости меня. Пожалуйста…

– Ты – пиявка, – с отвращением произнесла Идзанами. – Как ты посмел принести во дворец мой величайший позор? Когда я столкнула тебя в море, то надеялась, что ты утонешь.