Ночь, сон, смерть и звезды

Но беда не приходит одна. Как оказалось (Хьюго рубанул сплеча), этот Цезарь Джонс отсидел срок.

Беверли незаметно отвела мать в сторонку, дабы никто не услышал слов, в которых звучали озабоченность и негодование. Что все это значит?! Бывший зэк в ее доме! За одним столом с семьей и детьми!

Джессалин объяснила ей, что Цезарь Джонс был «несправедливо обвинен», провел двадцать три года в «Аттике» за преступление, которого не совершал, недавно был «реабилитирован» и «вышел на свободу». У него пока нет своего жилья, поэтому он живет у Хьюго.

– Живет у Хьюго? Но почему?

– Я же сказала… у него пока нет своего жилья.

– Но… почему у Хьюго?

– Потому что Хьюго дал ему кров. Он сочувствует Цезарю и помогает ему адаптироваться к окружающему миру.

Эта информация заинтриговала Беверли, считавшую Хьюго Мартинеса обманщиком и в любом случае человеком недостойным. И он кому-то помогает?

– А что, у Хьюго такой большой дом?

– Да. Довольно большой.

– Такой, как… этот? – Беверли отказывалась верить. Мать наверняка преувеличивает.

– Пожалуй.

Какая обескураживающая новость! Хьюго Мартинес, которого они все считали нищим и бездомным, владеет жильем, сравнимым с ее собственным?

– А в каком преступлении обвинили Цезаря? Я надеюсь, не в убийстве?

– В непредумышленном убийстве. Но…

– То есть он убийца!

– Нет. Цезарь никого не убивал. Он невиновен и был несправедливо осужден.

– О господи, мама… разве не все говорят, что они невиновны?

– Нет, не все. Цезарь Джонс действительно невиновен. Срок ему был не смягчен, а отменен апелляционным судом.

– Но откуда тебе знать, виновен он или нет? Если человека посадили…

– Присяжные совершают ошибки. Полицейские лжесвидетельствуют, как мы знаем. Прокуроры прячут оправдательные доказательства. Цезарь Джонс – жертва, а не преступник. Он был студентом, шел по программе «Высшее образование», когда его арестовали…

Поразительно, что их мать, обычно очень тихая, говорила с таким жаром. Какие такие оправдательные доказательства? Беверли не решилась бы вслух произнести эти слова. Да, влияние Хьюго Мартинеса на Джессалин куда основательнее и изощреннее, чем они это себе представляли.

Джессалин распустила по плечам белоснежные волосы, а не заплела их в косу, как какая-нибудь крестьянка, и на том спасибо. В благообразном темном наряде, а не в простецкой блузе и толстовке, подаренных любовником, хотя громоздкие янтарные бусы на шее, которых Беверли раньше не видела, почти наверняка тоже получены от него.

Востроухий Хьюго Мартинес уже стоит возле Джессалин. Наверняка подслушивал их разговор.

Цезарь Джонс стоял один на пороге, озираясь с опущенной головой, как ночной зверек в ярко освещенном месте. Пытался мужественно улыбаться, но у него это плохо получалось. Беверли с ужасом увидела, как к нему подошла Брианна поздороваться.

Хьюго сказал Беверли:

– Цезарь человек тихий. Не волнуйтесь, мы будем за ним присматривать.

У Беверли загорелись щеки. Он так над ней посмеивается?

Про Цезаря он ей подробнее расскажет в другой раз, если ей интересно.

Мне неинтересно! – так и подмывало ему ответить.

Сухо ответила:

– Спасибо. В другой раз.

О чем там они беседуют, этот Цезарь Джонс и ее шестнадцатилетняя Брианна? Черный мужчина робко улыбнулся, обнажив выбитые и пожелтевшие зубы. То, что в ком-то другом Брианну покоробило бы, в бывшем зэке она воспринимала как данность.

А вот и очередные гости. Она поспешила им навстречу. Маленьких детей подпустили к закускам, но Беверли за ними приглядывала. А вот и неожиданность! Пожаловала пожилая тетушка Маккларен с сыном средних лет. Беверли их не ждала и вообще не уверена, что приглашала.

Вечеринка – все равно что катящееся на тебя большое колесо. Не успела увернуться, и оно тебя переедет, вдавив в грязь. Ну а если увернешься, можешь считать, что все под контролем, улыбаться и похохатывать. Как я рада вас видеть! И вас…

Наконец приехала Лорен с пенопластовой упаковкой из продовольственного магазина – ее обычный вклад на День благодарения: кварта холодной жирной зеленой фасоли или как бы высушенной свеклы либо бесцветный фруктовый салат. По случаю праздника Лорен надела брючный костюм клюквенной расцветки и непонятного окраса сапоги из сыромятной кожи. Вместо характерных стриженых волос, придававших ей особый авторитарный вид, шапочка всех цветов радуги, какую могла бы связать девушка-инвалид для такой же инвалидки. Бровей и ресниц практически нет, отчего глаза кажутся трогательно беззащитными.

– Бев, держи. Извини, что опоздала.

– Ты, Лорен, не опоздала. Никто даже не заметил.

Это прозвучало настолько по-сестрински невинно-грубо, что Лорен рассмеялась, и Беверли заодно.

Последний День благодарения. Ты должна через это пройти!