Ночь, сон, смерть и звезды

Гости уже рассаживались вокруг обеденного стола, когда через кухонную дверь вошел Вирджил. Его отсутствие Беверли заметила, при этом испытывая одновременно опасения и надежды. Почему-то она думала, что (на этот раз) он ее не разочарует. Он пришел один, запыхавшийся. И сразу ее огорчил, заявив, что не сможет остаться на ужин. Ему очень жаль.

– Что значит «очень жаль»? Почему ты не можешь остаться? Здесь мама и твой друг Хьюго. Не говоря уже о племянницах и племянниках, которые тебя сто лет не видели.

Он принес полбушеля яблок с фермы на Медвежьей горе и водрузил их прямо на стол – не самое подходящее место. Беверли сразу увидела, что яблоки битые и уже подгнивающие, от них исходил сильный едкий запах.

– Это мне? Нам? Ну спасибо! Ты такой заботливый, Вирджил. Как всегда. – Можно подумать, что ее сарказм доходил до брата-эгоиста, раздражавшего Беверли до глубины души.

Вирджил выглядел странно. Обычно грязные светлые волосы, собранные сзади в неряшливую косичку, на этот раз вымытые и расчесанные, падали на плечи и потрескивали от статического электричества. Это точно Вирджил? Ее брат-хиппарь? Чисто выбритый красавец. Ну ладно, пусть не красивое, но открытое, худое лицо, а не простецкое и не кислое, каким она его помнила. Одет как настоящий художник: свободная рубаха навыпуск из грубого материала вроде застывшей овсянки, брюки хаки с каплями краски и сандалии с красными шерстяными носками. На левом запястье кожаный шнурок с бусинами.

– Ты, кажется, собирался прийти с подругой. И где же она?

– Разве я сказал «с подругой»? Она не смогла. И мне надо идти, Беверли. Извини.

– Черт бы тебя побрал, Вирджил! Это наш первый и такой важный День благодарения после ухода отца. А ты отделываешься своим постоянным «извини».

Беверли говорила возбужденно, но так, чтобы никто, кроме младшего брата, ее не слышал. Она схватила корзину с яблоками и хотела всучить ему обратно, но тут появилась Джессалин, чтобы обнять сына, а за ней словно приклеенный Хьюго, чтобы пожать руку приятелю, и Беверли ничего не оставалось, как отнести чертовы яблоки на кухню, хотя лучше бы в гараж, где температура как в холодильнике. Утром она выбросит содержимое грязной корзины в мусорный бак.

За хозяйкой увязалась Лорен с лицемерной улыбкой.

– Знаешь, Бев, на прошлой неделе я была на фермерском рынке и видела там Вирджила с его «новым другом». Его партнером, как я понимаю.

– Что? С кем?

– Новый друг Вирджила. Африканец, моложе его, с такой темной кожей, что она кажется лиловой и вся переливается, как баклажан. Похож на двухметрового бегуна из Кении, который выигрывает все марафоны. Глаза такие навыкате, аж белки видны! Ноги – сплошные мускулы… он был в шортах. Точнее, оба в шортах. У меня отвисла челюсть. Кажется, Вирджил меня не заметил. Или сделал вид. Я… сильно удивилась.

– А почему, собственно, ты так удивилась?

– Они, можно сказать, держались за руки. Ну то есть не держались, но как бы об этом думали. Шли впритирку, как мужчины не ходят. Трепались, ржали. Вирджил распустил волосы, вот как сейчас, и прям-таки светился.

Беверли таращилась на свою сестру с лицом мопса, совершенно не врубаясь.

– Лорен, я не понимаю, к чему ты это. Нет, правда. Нашла время… в День благодарения.

– Может, к Рождеству поймешь. Заодно пригласишь его… их… на сочельник.

Лорен радостно хихикнула и поспешила отвалить, как это обычно делает младшая сестра, чтобы не получить подзатыльник от старшей. Хотя Беверли находилась в таком замешательстве, что никак не прореагировала бы.

Когда Беверли вернулась в столовую, Вирджил был уже на выходе. Он поприветствовал всех, кого знал, познакомился с Цезарем Джонсом, о чем-то горячо поспорил с Софией и вежливо отклонил приглашение Стива присесть ненадолго и отведать индейки. Ну и черт с ним.

Беверли поспешила за братом, чтобы закрыть за ним дверь.

– В следующий раз предупреди меня заранее, что ты не сможешь остаться! – прокричала она ему вслед. – Черт бы тебя побрал! Ненавижу!

Направляясь к своему джипу, припаркованному на дороге, Вирджил этого уже не расслышал. Жестокий ноябрьский ветер унес прочувственные слова сестры, как высушенные листья.

Стив, стоя во главе стола, резал индейку, как всегда во время семейных застолий. Он успел пропустить несколько рюмашек, и его взгляд несколько поплыл, или разделочный нож затупился… так или иначе, бесформенную грудину он всю быстро разворотил, неравные ломти шлепались на блюдо. Беверли сразу поняла, что муж слегка пьян, взгляд расфокусированный, но милостивый. Длинные сальные волосы зачесаны поверх лысины, а с боков подстрижены покороче; когда-то были ярко-каштановые, а теперь цвета мыльной воды, как и у самой Беверли, если она забывает получше «промыть волосы» в салоне красоты. Розовая, как бы праздничная, полосатая рубашка делает его похожим на распутного крупье.

– Черт! – тихо ругнулся Стив и протянул нож для подхвата. – Есть здесь хирург? Я ухожу на покой.

Хьюго Мартинес, увидев свой шанс, поднялся с места возле Джессалин и подошел за ножом:

– Я порежу. Gracias[47].