Ночь, сон, смерть и звезды

Но тогда почему не были выдвинуты обвинения против Джона Эрла Маккларена? А если были, то почему их сняли? (Уничтожил лейтенант Девятого округа, непосредственный начальник этих двух копов.) Бад Хоули от имени Тома Маккларена напишет заявление, что его «арестованного» отца бросили на обочине дороги в бессознательном состоянии, с трудом дышащего, получившего инсульт в результате жестокого избиения полицейскими. Его подобрала «скорая» и привезла в отделение неотложной помощи, где ему спасли жизнь.

Но от осложнений, связанных с побоями, которые двое полицейских нанесли безоружному, несопротивляющемуся мужчине шестидесяти семи лет, в результате он скончался.

Сначала гражданский иск в Апелляционный совет. Затем уголовный иск против полицейских офицеров Шульца и Глисона по обвинению в убийстве, к коему привели несоразмерные действия.

Хоули, конечно, понимал, что убийство – обвинение более чем серьезное и в процессе прений оно будет заменено на непредумышленное убийство (добровольная уступка). Последуют дополнительные обвинения в применении чрезмерной силы, в неправомерных действиях полиции.

Том понимал: справедливость на его стороне. Но он также понимал: прокуроры, судьи и присяжные не желают признавать полицейских офицеров виновными в совершении должностных преступлений.

Уайти почувствовал бы себя униженным! Уязвленная гордость – это даже хуже, чем физические увечья. Он ведь так гордился отношениями с хэммондской полицией, которые последовательно и очень дипломатично выстраивались двадцать лет назад, когда он был мэром.

Уайти потребовал бы дисциплинарных взысканий для полицейских или даже увольнения. Возможно, начал бы уголовное дело с требованием отправить их в тюрьму. Но он точно не захотел бы взыскивать деньги с города, так как это были бы деньги налогоплательщиков, а не полицейского департамента. Только если уголовное преследование зайдет в тупик, Том подаст гражданский иск.

Когда Уайти был мэром Хэммонда, большая компенсация была выплачена семье молодого камбоджийца, которого полицейские застрелили после отчаянной погони по пересеченной местности. Три патрульные машины, шесть копов гнались за ним со скоростью больше восьмидесяти миль в час. В результате «подозреваемый» погиб посреди кукурузного поля. В перевернутой машине не нашли ни наркотиков, ни оружия, ни контрабанды – ничего, кроме детской одежды и игрушек. «Подозреваемый» оказался двадцатисемилетним отцом маленьких детей, и он погиб от пуль хэммондских полицейских.

Это не тот эпизод, которым Уайти Маккларен гордился, пока был мэром в течение двух сроков. Он выступал переговорщиком между неуступчивым шефом полиции и жаждавшим публичности адвокатом потерпевшей стороны.

В конце концов, после года разбирательств и малоприятного внимания со стороны массмедиа, была достигнута договоренность о выплате неназванной суммы (один миллион и пятьсот долларов). А полицейских, виновных в погоне и смерти камбоджийца, отстранили от исполнения обязанностей и позволили им выйти на пенсию с бонусами.

Никакого судебного разбирательства. Ни тебе присяжных, ни прокурора.

Это трагическая ситуация. Мы не должны допустить ничего подобного в будущем.

Уайти говорил со всей твердостью. Он дал немало пресс-конференций. Он ругал конкретных офицеров, но не подвергал критике полицейский департамент в целом, ни разу не покритиковал шефа полиции, своего (как он считал) друга.

Он бы не захотел, чтобы его сын подавал в суд. Так полагал Том.

Вскрытие так и не произвели. Зря Том не настоял. Он должен был объяснить матери, почему оно необходимо: чтобы потом подать иск против хэммондской полиции. Но ему не хотелось расстраивать ее еще больше, он поддался эмоциям момента.

– Если вы рассматривали вероятность судебного преследования, вам надо было настоять на вскрытии, Том.

– Я уговаривал мать как мог.

– Вы должны были ей объяснить, насколько это срочно.

– Господи! Вы думаете, я не пытался?

В те дни он был вымотан. Мозг не работал четко.

А теперь уже поздно. Никаких физических доказательств, если не считать неубедительного медицинского заключения, которое защита постарается минимизировать, и живого свидетеля, молодого Азима Мурти.

Том до сих пор ничего не говорил сестрам. Ох уж эти неконтролируемые эмоции. И обсуждать ситуацию с Вирджилом не собирался.

Когда же он очень осторожно заговорил на эту тему с матерью, то увидел, как Джессалин вся сжалась, а в глазах появился страх. Он вдруг с печалью осознал, что она все приписывает какой-то врачебной ошибке. А Уайти по большому счету не умер.

Она не хочет ничего слышать. Не желает ничего знать. Зачем ты ее мучаешь?