Ночь святого Кондратия

На витражах яркими стеклами сияла в заполуденных лучах вся история рода Третеваль и города этого же имени. Вот первооснователи в таких же бочонках-кирасах, как вчерашний спаситель. С глупыми непонятными большими забралами… Зафира вспомнила, что видела такие картинки еще дома, на гобеленах. Первый из Третевалей и первый из Рысков, оказывается, были того же чародейского племени, что и Юрий, за хвост именуемый Дьяволом. Ну… не только за хвост. Но воспитанной девушке не подобает вспоминать об этом перед алтарем… Сколько тут до хрустальной глыбы, пара дюжин шагов осталась.

А роскошный собор! Жаль, что батюшка не видит. У них на севере церковь тоже каменная. Но вся она с верхушкой в этом соборе поместится. Сколько же лет его строили! И сколько же людей род Третевалей поставил на эти работы…

Тут Зафира покосилась налево и покраснела. Правильно говорил морж в самоваре: хватай, мол, графа пока не сбежал. Граф на то фыркнул: «Пафнутий, ну это же не куртуазно!» «Зато надежно! — отрубил Пафнутий, от волнения намотав правый ус на левый локоть. — А то знаю я тебя. Книжки, реторты… А дети когда?»

Дети, кстати, роились в соборе, как пчелы над цветущей грушей. Бегали повсюду, осыпая и новобрачных, и всех остальных лепестками из корзинок и священными зернами из храма. Дети смеялись звонко, радостно, безудержно — как будто павших на стенах горожан не отпевали вчера в этом же соборе, перед этой же скульптурой святой Беос.

Святая из шлифованного жемчужно-серого агата возвышалась по ту сторону алтаря. Человек, вставая перед алтарем, оказывался будто бы за одним столом со святой.

Надо всем этим замыкались белоснежные ребра свода, разукрашенные теперь цветными пятнами от витражей, просвеченных неистовым южным солнцем.

Невеста не могла даже надеяться перещеголять эту пышность собственным нарядом — а потому облачилась в светло-серебристое простое платье, падающее мягкими складками до лодыжек, с широким квадратным вырезом. Она не подбирала платье в цвет статуи — само так получилось. Но получилось неплохо!

А распущенные белые волосы облегали Зафиру переливающимся плащом — казалось, длиннее даже подола! И женщины по левую руку от синего ковра исходили ощутимой горячей завистью. Зафира, впрочем, была уверена в собственной красоте и украшениями ее не портила. Единственным украшением пары была рыцарская цепь Третевалей на плечах графа. Тот наконец-то изменил своему черному колеру и оделся как подобало жениху: во все белое. Даже сапоги из дорогущей белой замши. Ну что ж, род богатый… Шарф цвета родовой лазури — точь-в-точь в цвет глазам Зафиры, — сама же Зафира суженому поутру и повязала.

Ну, и меч граф прихватил «для одежды» — короче и легче седельного, но далеко не игрушку, несмотря на украшенный сапфиром эфес. Утром Зафира видела цвет клинка: как грозовое небо! И зря, пожалуй, вспомнила это сейчас…

Небо над городом в ночь Святой Беос буквально скребло плоские крыши. Молнии не успевали погаснуть, и маленький отряд прекрасно видел дорогу. А еще хорошо было то, что выученные кони не боялись раскатов грома — тот, как и молнии, почти не прерывался. Пафнутий объяснял что-то жестами. По всей вероятности, отряд с ним согласился — Зафира ничего не расслышала. Осаждающие город твари закопались от безжалостного ливня, и потому кавалькада имела возможность достичь ворот. Но для этого, наверное, придется ехать быстро… Зафира в ужасе подумала, что мокрые волосы весят, как она сама. Рванул ветер — дождь полетел в щеку и ухо. Второй щекой Зафира прижималась к спине графа, но толстое шерстяное сюрко Дебиана успело промокнуть и на ощупь оказалось противнее дождя.

Сам рыцарь не показывал беспокойства — если даже оно и было. Еще один порыв ливня — и кони тронулись. На скользкой дороге шли сперва шагом — потом у кого-то конь все же поднялся в рысь; всадник натянул поводья. Зафира задрожала от страха. Да, умом-то она понимала, что на галопе конь только одной ногой касается дороги, и потому в скользкую погоду может не удержать равновесия. Особенно с бронированным всадником в высоком рыцарском седле. Но сердце колотилось так, что, казалось, могло пробить кирасу Дебиана, потом и самого графа со спины и улететь к городским воротам, как арбалетный болт.

Тем не менее, городская стена все же приближалась. Молнии высвечивали святую Беос над воротами, дождь потоками отражался от крыш башен и навесов над бойницами… Зафире даже показалось, что в некоторых местах навесы над стенами повреждены — значит, уже был приступ? Но при рваном свете грозы ничего толком разобрать не удалось. Конники словно бы плыли в потоках ливня и в ворота вошли, как корабли в гавань.