Ночь Томаса

Одна каюта, дверь которой выходила в коридор, еще осталась необследованной, по правому борту, ближе к трапу. Я открыл дверь в темноту, нащупал выключатель, нажал и вошел в туалет.

На стене висел шкафчик с красным крестом на дверце, набитый средствами первой помощи.

Сняв свитер и футболку, я пальцами растянул края раны, а потом залил ее медицинским спиртом.

Швы не требовались. Кровь потекла вновь, но я понимал, что она скоро остановится.

Не хотелось оставлять рану открытой, потому что трение о футболку вызывало неприятные ощущения и отвлекало. Я мог бы положить на рану марлевую повязку, но находилась она не в самом удобном месте, времени в моем распоряжении оставалось немного, поэтому я просто заклеил ее пластырем.

Знал, что она вновь откроется, когда я буду отдирать пластырь, но не волновался из-за этого, потому что в очередной раз я смогу заняться раной только в одном случае: если переживу Утгарда и его команду.

Когда я надевал футболку, буксир качнуло, а с палубы вновь донесся глухой удар.

Хотя я и не думал, что кто-нибудь спустится вниз до завершения работы, свет я выключил и остался в темноте. Если бы кто-то открыл дверь, я застрелил бы его в тот самый момент, когда он потянулся бы к выключателю.

Иллюминатора в маленьком туалете не было. А минимальная щель между дверью и дверной коробкой свет не пропускала.

Я подумал о зеркале в ванной Сэма Уиттла, которое подалось вперед, чтобы забрать его задержавшуюся в этом мире душу.

Здесь над раковиной висело маленькое зеркало. И я не мог видеть, что вылезало из него в темноте.

Даже моему обычно воспаленному воображению не хотелось фантазировать на эту тему.

Я же понимал, что одной смертью дело не закончится.

Дверь к безжалостности, которую я открыл в моем разуме, еще не закрылась. И того, что могло выйти из этой внутренней двери, я боялся даже больше, чем зеркал и темноты.

Покинув туалет, я направился к трапу, который вел на кормовую палубу.

На верхней ступени остановился у двери, через которую попал вниз. Из иллюминатора открывался вид на длинную, укутанную туманом кормовую палубу, которую по-прежнему освещала подвешенная на стреле крана яркая галогеновая лампа.

Два ящика, которых не было на палубе, когда мы отчаливали от пристани, теперь лежали вдоль правого борта. Каждый размером с гроб, с размытыми туманом контурами, эти контейнеры не говорили о том, что в них находятся бомбы, которые могут уничтожать целые мегаполисы. Скорее я бы подумал, что мы взяли на борт графа Дракулу и его невесту, которые еще спали в своих солнценепроницаемых гробах, но до их пробуждения оставалось не так уж много времени.

Утгард Ролф, в черных нейлоновых штанах и такой же куртке, совещался у маленького крана с мужчиной, которого я видел впервые.

Двое других мужчин у левого борта складывали инструменты в большой металлический ящик, закрепленный на палубе.

На ходу вытаскивая пистолеты, Утгард и его собеседник, несомненно Бадди, пересекли палубу и синхронно выстрелили мужчинам в спину. Оба распластались на палубе, и их палачи сделали по контрольному выстрелу в затылок.

Глава 38

Замерев за дверью, я подумал, что они обвяжут мертвецов цепями или привесят к ним какой-нибудь груз, прежде чем выбросить за борт.

Но, вероятно, они полагали, что находятся далеко от берега, и тела могло вынести туда лишь через несколько дней (если бы вообще вынесло), а к тому времени они уже собирались начать новую жизнь в дальних краях. Поэтому они убрали пистолеты, взяли трупы за воротник и пояс и потащили к ограждению левого борта.

Пока они находились спиной ко мне, но я понимал, что беззащитными они останутся лишь на короткий промежуток времени. Сильный, как бык, Утгард не стал подтаскивать свою жертву к самому борту. Быстро поднял и понес на руках.

Я не решился думать о том, что от меня здесь требовалось, постарался сосредоточиться на другом: почему у меня нет права на ошибку? Перед моим мысленным взором промелькнули дети, сгорающие заживо, женщины, которых взрывная волна рвет на части, мужчины, превращающиеся в пар, здания, от которых остается только пыль, рушащиеся церкви, вскипающий асфальт улиц, квадратные мили пепла, смоченного кровью миллионов.

Не помня о том, как открывал дверь и переступал порог, я нашел себя на кормовой палубе.

Галогеновый свет серебрил туман. Над головой он оставался белым, за бортами серел. Огни яхты туман уже проглотил, как кит — Иону с его фонарем.

Влажный воздух холодил лицо, а в желудке просто образовался кусок льда.

Утгард, с ношей на руках, добрался до борта. Перекинул через него труп, но ноги мертвеца зацепились за планширь. Какой-то момент мертвец висел головой вниз, но потом Утгард скинул его в воду.

Боясь поскользнуться и упасть, я тем не менее шел по чуть покачивающейся палубе, как бывалый моряк. Пистолет держал обеими руками.

Бадди тем временем только взвалил своего мертвеца на планширь. Утгард поспешил ему на помощь.

Сочувствуя возникшим у них трудностям, я ждал, пока они закончат начатое.