Ночь Томаса

Я посмотрел на экран радара, который продолжал надрывно пикать. Увидел те же точки, что и раньше. Ни одна не приблизилась, а одна, яхта «Июньский лунный свет», продолжала удаляться.

Утгард то ли выключил глубиномер, потому что хорошо знал эти воды, то ли вообще им не пользовался. Мне сонар мог потребоваться лишь в конце моего короткого путешествия, но я все равно его включил.

Старался не думать ни о мертвой женщине, которая лежала рядом, ни о трех других трупах на борту. Сосредоточился на стоящей передо мной задаче: доставить атомные бомбы в такое место, где никто не смог бы добраться до них раньше заслуживающих доверия сотрудников компетентных органов.

Буксир шел на север. Заброшенная шлюпочная мастерская к югу от Рустер-Пойнт, где ждали грузовики, чтобы развезти бомбы по далеким мегаполисам, находилась к северу от Магик-Бич.

Когда я начал разворачивать буксир на юг, раздались знакомые ноты «Оды радости»: зазвонил мобильник, оставленный на приборном щитке.

Скорее всего, мобильник Утгарда. К этому моменту он наверняка должен был сообщить кому-то на берегу, что атомные бомбы перегружены с «Июньского лунного луча» и он направляется к оговоренному месту встречи, шлюпочной мастерской.

Я сомневался, что в устроенной мистером Синатрой паранормальной буре Хоссу Шэкетту досталось сильнее, чем Утгарду. Так что звонил, скорее всего, чиф.

К тому времени, когда я развернул буксир на юг, звонивший уже оставлял сообщение на голосовой почте, но после короткой паузы позвонил вновь. Я вновь не стал ему мешать оставить сообщение.

Заговорщики на берегу уже знали: что-то пошло не так.

Поскольку я поменял курс на 180 градусов, изменилась картинка и на мониторе джи-пи-эс. Теперь большую его часть занимала бухта Магик-Бич.

Поскольку я на собственном опыте убедился, что сотрудники Портового департамента наглые, грубые и не чураются убийств, мне больше не хотелось иметь с ними никаких дел. В порт я возвращаться не собирался.

Под пронзительное пиканье радара и более грубое — сонара я прибавил хода и повел буксир на юг, словно знал, что делаю. Впрочем, об одном я мог не беспокоиться. Даже если бы сирены зачаровали меня, электроника подсказала бы, что прямо по курсу скалы.

Конечно же, я ничего не противопоставил бы Кракену или другим морским змеям огромных размеров, которые могли топить корабли и пожирать людей целиком, как сардин из банки. Но я собирался оставаться на борту не более пятнадцати минут и сомневался, что за это время буксир успеет попасть в щупальца осьминога, морского собрата Кинг-Конга, который утащит его под воду на двадцать тысяч лье.

Помимо радиопередатчика, на буксире был и радиотелефон, который стоял в рубке. Едва я повернул на юг, как раздался звонок по каналу 22 с катера Береговой гвардии, с которым ранее беседовал Джой.

Наверное, устоявшаяся процедура требовала, чтобы я принял звонок и идентифицировал себя.

Вместо этого я даже не посмотрел на радиотелефон.

Озабоченный судьбами нации, я порадовался тому, что Береговой гвардии свойственны ответственность и настойчивость. Информация, получаемая со спутников, вероятно, позволила им отследить встречу буксира и яхты «Июньский лунный свет».

И теперь они хотели знать, почему мы задержались на месте встречи после ухода яхты. Опять же, их наверняка интересовало, почему буксир плывет на юг, а не на восток, к порту и больнице.

Проведя в море немалую часть своей сознательной жизни, они наверняка поняли: что-то у нас не так.

Ранее, держа Джоя на мушке, я надеялся, что помощь находится достаточно близко, не в пятидесяти морских милях. Вот почему мне хотелось поговорить с Береговой гвардией. Но теперь обстоятельства изменились. Я не собирался рассказывать об атомных бомбах в открытом эфире, где нас мог подслушать кто угодно, включая чифа Хосса Шэкетта и его клонированной уменьшенной копии, мини-Хосса, если таковая существовала.

Но после того, как все более настойчивые запросы оставались без ответа, на катере отказались от попыток наладить радиоконтакт. Я предположил, что теперь капитан катера отдал приказ включить двигатели на полную мощность и они помчались к буксиру, чтобы перехватить его. Меня это полностью устраивало. Я точно знал, что к их прибытию уже покину буксир.

Вновь зазвучала «Ода радости». Теперь позвонили на мобильник.

Я вдруг всем понадобился. Впрочем, к популярности мне было не привыкать. Когда я работал поваром блюд быстрого приготовления, меня окружала масса поклонников, обычно с пятнами от горчицы на рубашках.

Поездка с Бирди Хопкинс при нулевой видимости стоила мне немалых волнений. Но я обнаружил, что в море (несмотря на наличие радара и навигатора джи-пи-эс, гарантировавших, что буксир ни во что не врежется) каждая секунда давалась мне тяжелее, чем все время, проведенное в автомобиле вдовы Фреда.

Возможно, меня нервировали сотни и сотни футов воды под килем. А может, вышеупомянутые атомные бомбы.

Буксир шел поперек волн, лениво катящихся к берегу, а не на них, так что качало его самую малость, но все равно сильнее, чем мне хотелось бы.