Ночь ворона, рассвет голубя

«Нет. Но ты можешь. Пишача питается негативной энергией, обидой и печалью, гневом и страданием. Он нашел тебя, потому что тебе было больно, и ты чувствовала себя несчастной. Если ты сможешь победить свои негативные эмоции, то одолеешь пишачу».

Как она должна была это сделать? Ее грудь горела огнем, а тело было покрыто ранами. У нее не осталось ни капли духовной силы.

– Катьяни… – выдохнул Бхайрав.

Она спасет его, каким бы невозможным это ни казалось. Она приняла позу лотоса, заставив свои дрожащие конечности расслабиться.

– Послушай меня, Бхав. Мы можем победить пишачу. Ты сделаешь, как я скажу?

– Да, – сказал он сквозь стиснутые зубы.

– Освободи свой разум, – сказала она. – Если получится, держи пишачу подальше от лица и шеи, но ни о чем не думай. Закрой глаза и считай свои вдохи. Чем сильнее ты боишься, тем легче пишаче тебя осушить.

Он замолчал. Одну за другой Катьяни перебирала каждую свою негативную эмоцию, изучала ее и откладывала в сторону. Да, ей было ужасно больно. Но страдало только ее физическое тело, а тело было всего лишь оболочкой. Оно либо умрет, либо заживет, так почему же это должно ее огорчать?

Затем она вспомнила свою встречу с пишачей. Она только что сжигала кусочки Ченту и была зла и напугана. Именно жестокость ее убийства и привлекла пишачу. И именно ее желание отомстить Бхайраву дало этому существу такую власть над ней. Ее страх перед этим существом лишь сделал его еще сильнее.

Но она больше не хотела мстить Бхайраву. Она больше не боялась пишачи. Это было порождение тьмы, но у тьмы был конец. Если Бхайрав был здесь, это означало, что где-то неподалеку он нашел выход на поверхность. И даже если это не так, разве свет и тьма не были лишь порождениями ее собственного разума? Неужели она не сможет увидеть свет в этом адском месте, усеянном костями мертвецов? Все, что ей нужно было сделать, это вызвать в своем сознании Дакша, воспоминание о его поцелуе или одну из его редких улыбок, и тьма тут же рассеялась. Она вспоминала блеск гулмохара, который он оставлял у нее на подоконнике. Она вспоминала запах земли после первого муссонного дождя. Весенние розы. Аромат ночного жасмина. Там, снаружи, был мир света; она просто должна была об этом вспомнить.

– Помнишь, как мы играли в прятки? – спросила она. – Я всегда выигрывала.

Он хмыкнул:

– Я позволял тебе выигрывать.

Она улыбнулась. Почему у нее были мокрые щеки?

– Только ты один нашел это место, так что, похоже, ты и правда выиграл.

– Я умру здесь, – сказал он тихим голосом.

– Нет, это не так. Я собираюсь вытащить тебя отсюда. Ты можешь протянуть мне свою руку?

– Оно еще слишком сильно, – прошептал он.

Она подползла ближе к юноше.

– Продолжай говорить. Какая у тебя любимая сладость?

– Ты знаешь, – сказал он. – Ладду.

– Да. Когда мы были детьми, я воровала их для тебя с кухни.

Она неуверенно протянула руку и коснулась чьей-то спины. Спина напряглась. Она погладила ее, зная, что Бхайрав почувствует прикосновение даже через пишачу. – Ты такой же мой брат, каким был Айан. Ты ведь знаешь это, не так ли?

– Даже после всего, что я сделал?

– Да, – сказала она, и это было правдой. – Позволь мне вывести тебя на свет. Дай мне свою руку.

– Пишача…

– Ему нет места между нами, – сказала она, с каждым словом обретая все больше уверенности. – У нас с тобой есть незаконченное дело, но это больше никого не касается. Ты доверяешь мне?

– Да, – сказал он.

Рука Бхайрава схватила руку Катьяни, и она сжала ее, одновременно отодвигая локтем пишачу, которая сидела у него на груди. На ощупь существо был легким и пустым, как будто с помощью своих слов она морила его голодом. Пишала устало зашипел, но ничего не сказал.

Она подложила руку под голову Бхайрава и помогла ему сесть.

– Где отсюда вход? – спросила она.

– Назад к проходу, прямо вперед на протяжении полумили, – сказал он, задыхаясь. – Затем проход поворачивает направо, там надо подняться в пещеру.

– Пойдем?

Она помогла ему встать, и они вместе пошли обратно к проходу. Теперь, когда на нее опирался Бхайрав, идти было еще труднее. Катьяни продолжала свой жизнерадостный монолог, рассказывая об играх, в которые они играли в детстве, о драках, которые у них были, о наказаниях, которым они подвергались.

Она делала это не только для того, чтобы его подбодрить, но и для того, чтобы напомнить себе, кем они были и что значили друг для друга. Ничто из этого не было ложью. Независимо от того, какие чудовищные планы он вынашивал в своем измученном сознании, все еще был мальчиком, для которого она воровала сладости, мальчиком, которого она поклялась защищать так же, как Айана и Реву.

Бхайрав несколько раз спотыкался, и ему постоянно требовались передышки. Он прислонялся к стене, чтобы отдышаться. Она никогда не давала ему отдыхать слишком долго; тогда было бы слишком сложно продолжать путь.