– У моей Матруны было четыре руки и два щупика, чтобы чистить мне носик и ушки! Она была супер! Я скучаю по ней… – протянул ребенок. Прижался к плечу Оази, обнимая ее за шею, затих, а потом сказал:
– Может, ты – Матруна для старших детей? Старших уже не надо брать на руки. Хоть у тебя две руки, все равно ты мне нравишься: ты теплая и мягкая, и ты смеешься…
Подошедший к ним Аристарх решил внести ясность и сказал:
– Ребенок, она человек, девушка, и у нее есть имя: Оази. И не трогай ее очки.
Рейнясу долгим взглядом окинул Аристарха, соскользнул с рук Оази на землю, взглянул на нее, на бригадира, снова на Оази и тихо пробормотал:
– Вижу, что человек. Она твоя, да? Я опять один. Отрываются пуговицы… Все оторвались. Ни одной не осталось.
И сильно сморщил лицо, переживая свое горе.
Ксантиппа, со стороны наблюдавшая эту сцену, отозвала Аристарха и пояснила:
– Этой ночью мальчика сняли со скалы после крушения туристического аэрокрафта над Северным кольцом у Малеона. Погибли все, кто оказался на открытой палубе. Когда прилетели осовцы, тела резали крабы. Мой пилот рассказал, что никогда еще не видел такой ужасной картины. Рейнясу выжил благодаря киберняне. Его Матруна непрерывно посылала сигнал бедствия, отгоняла крабов, а потом заблокировала свои сочленения, чтобы удержать мальчика, даже если процент разрушения ее систем достигнет критической отметки. Когда прибыли спасатели, его покореженная Матруна уже была не более чем люлькой, в которой спал подвешенный на ремнях ребенок. Крабы толкали люльку к обрыву, чтобы расколоть и добраться в середину… Перед тем как заснуть, мальчик видел то, чего ему бы лучше не видеть никогда.
Ксантиппа тяжело вздохнула, украдкой вытерла повлажневшие глаза и вернула на лицо спокойное выражение.
– А тебе идет возиться с детьми, красавица! – похвалила она Оази.
Оази зарделась от радости. Никто никогда еще не называл ее красавицей.
Оази сказала:
– Если бы можно было оставить мальчика здесь на пару дней, я думаю, это было бы здорово! Лес и дети ладят между собой, если их этому учить. Когда я закончу практику, я мечтаю писать научную работу на эту тему.
– Ты молодец! – задумчиво ответила госпожа, погруженная в свои мысли. – Но я не оставлю мальчика. Не сейчас. Завтра – может быть. Да, пожалуй, мы вернемся сюда завтра, хорошо, Рейнясу? Но сегодня его надо увезти в столицу. Мы приехали повидаться с офицером Тимохом Реем Гвеном Тимофеем. Он опекун ребенка.
– Старший звездный брат! – поправил госпожу Рейнясу.
– Твой старший брат, – кивнула госпожа, ласково и грустно оглаживая мальчика по голове. – Мы надеялись застать его здесь.
– Он был бы здесь, если бы не эта задержка, – грубовато оборвал бригадир. – Мне каждая минута дорога. Я сейчас отправляюсь за Тимохом, мотоцикл ждет.
Да только вернуться мы вряд ли успеем. Сделаю все, что смогу, а не успею назад – останусь с пилотом в лесу.
Ксантиппа посмотрела на Аристарха, решительно оседлавшего мотоцикл. Вдруг сделала повелительный жест и процитировала:
– И покуда я буду в силах – с ними пойду…
Аристарх взглянул на старую белошвейку, словно открывая ее для себя, и, сбавив газ, продолжил строфу:
Они произнесли последнюю строку вдвоем и в унисон.
– Курухуру хороший поэт, – кивнула Ксантиппа. Деловито добавила: – Аристарх, не рискуйте. Почему вы не поднимете в воздух диск? Он неисправен?
– «Азалия» в отличном состоянии, но ее перелет привлечет внимание. Диск, заходящий на посадку в лесу, второй случай за двое суток, и оба – с нашей делянки. Это невозможно представить как форсмажорные обстоятельства.
– Аристарх, даю вам слово: завтра ваш перелет станет абсолютно неважным и в Вечном Мае, и в Содружестве. Вы верите мне?
Бригадир покачал головой:
– Каким образом?
Наставница белошвеек молча протянула ему ферромб – сплав с планеты Феррум ромбовидной формы, знак, позволявший беспрепятственно явиться на аудиенцию к лицу, выдавшему его.
Он поверил. Довод убедительный.
Он был шокирован.
Старая дама оказалась персоной с полномочиями представителя целого населенного мира – планетоида или колонизированной планеты.
Через несколько минут «Азалия» улетела на запад, полыхавший багрецом и золотом.
Наставница попросила Оази уделить Рейнясу еще немного внимания и призвала для беседы Мрию и Анну.
Она обняла каждую белошвейку, сначала Мрию, потом Анну. Полюбовалась на новорожденную, сделав умильное лицо, какое делают, глядя на младенцев. О чем-то тихо пошепталась с белошвейками. В их разговоре было все: и тахионный след в эпсилон, и возвращение с изнанки мира, и вопросы о самочувствии белль.
Анна передала Ксантиппе найденный дневник Айоки. Она очень гордилась этой находкой. Госпожа удивилась и бережно приняла реликвию.
– Подумать только, что можно обнаружить в старых заброшенных схронах! Записи целы от начала и до конца?