Ночь за решётчатым окном

– Дайте, пожалуйста, открытку,– громко обратился он к спящей за стойкой женщине.

– Что!?– вскочив от неожиданности, спросила она, поправляя пышную прическу.

– Мне нужна открытка, обыкновенная, с маркой.

– Секунду,– женщина повернулась к шкафу и достала оттуда целую стопку открыток,– выбирайте, есть с пингвинами, вот хорошая с цветами, с мягкими игрушками, вам какая нужна? На день рождения есть, выбирайте, они все с марками,– надев очки в черепаховой оправе, женщина раскладывала весь ассортимент на стойке.

– Мне обычная самая нужна, вот эта хорошая,– указал он на открытку с изображением оранжево-желтых осенних листьев.

– Красивая. А что вы не хотите взять вот эту?– спросила она, вытащив из стопки открытку с елочными игрушками, посыпанными разноцветными блестками.

– Тоже хорошая. А с балеринами у вас нет?– надеясь на положительный ответ, спросил молодой человек.

– С балеринами не привозили. Берите с игрушками, я сама бы такую купила, да только мне посылать ее некому,– снова облокотившись на руку и уставившись на молодого человека, сказала женщина.

– Ну, я возьму все же с листьями. Она мне больше нравится.

– Семь рублей с вас,– произнесла женщина за стойкой и принялась собирать разложенные открытки.

– Возьмите, пожалуйста,– он протянул деньги и, взяв открытку, прошел к стоящему в середине зала столу.

– Может, все– таки возьмете с игрушками? Потом пошлете кому-нибудь или дома поставите, за стекло.

– Спасибо!– стараясь отвязаться, сказал молодой человек и принялся писать адрес и фамилию получателя. Левее, в колонке для текста, он написал: «Отправляю тебе, как и обещал. Позвони мне, если прочтешь ее, я буду ждать тебя. С любовью Данила». Вставив привязанную веревкой к столу ручку в специальное отверстие, он подошел к почтовому ящику и опустил открытку. Обернувшись, он увидел, что пожилая женщина за стойкой вновь приняла удобную для сна позу, что-то бормоча себе под нос.

Выйдя с тихого почтамта, Данила побрел по узкой грязной улочке, держа в руках все тот же пакет. Шагая, он думал о пожилой женщине с пышной прической, которую только что видел, о ее тихом и совершенно никому не заметном существовании. Работая на почте, ей самой некому писать, и он даже подумал, что, возможно, к праздникам эта женщина посылает открытки своим сотрудникам, чтобы потом ждать от них ответа. Обычная жизнь с ушедшими давно страстями теперь для нее лишь медленное, никому не заметное угасание.

Фонари в этом городе часто горели даже днем, иногда моргая, переходя из белого в еле видное, розовое свечение. Бывало, облака становились тоньше, и казалось, что вот-вот выйдет солнце, но только это были напрасные ожидания, если люди не светились, то едва ли стоило ожидать этого от природы. По утрам узкие и широкие улицы окрашивались в черное от мрачных и длинных людских одежд. Здесь почему-то не принято было выбирать другие цвета, да и боялись выпачкаться или быть обрызганными промчавшимся мимо авто. Удобно. А то не поймут. Плавно переходя в весну, жители снимали свои теплые мешки и облачались в яркое и короткое. Требовалось раскрепощение, солнце выходило чаще, и речи людей становились развязней, смех громче и вульгарней, хотелось больше тела в одежде и меньше мыслей о главном. Вечерами никто уже не сидел дома, а сбившись в небольшие компании, стремились к сближению, распивая все больше алкогольное, без разбора и меры накапливая воспоминания, чтобы, спрятавшись зимой за свои толстые, пыльные занавески, было о чем рассказывать и что снова и снова воскрешать в своей памяти. Учащались преступления и свадьбы, хватая солнечные дни, пока они не закончились, жители праздновали все, что только можно. Бывали случаи, когда невесты по три дня не снимали своих свадебных нарядов, разгуливая в них по городу, радуясь и уже не помня себя и вчерашний день от тостов и затуманивающих разум напитков. К осени, конечно, все это ослабевало, а в иной год и совсем прекращалось из-за начавшихся рано дождей, да и облака все чаще затягивали небо, пряча солнце и былое настроение. Памятники, скверы и парки пустели, дворники радовались наступлению осени, так как количество мусора и разбитых бутылок уменьшалось, и теперь можно было спать по– дольше и работать поменьше. Медленно лужи и грязь под ногами заставляли жителей доставать свои серые, мрачные одежды, тяжелую и некрасивую обувь и загоняли людей в свои маленькие квартирки, к телевизору и спокойному, еле заметному бытовому пьянству. Солнце больше не появлялось, не баловало теплом и настроением, только первый снег освещал город своим сверкающим покрывалом. А дальше снова короткие дни, моргающие, сгорбленные фонари и темные, теплые одежды, под которыми с трудом можно было различить пол и возраст. Учащались разводы, но росла производительность труда. Город давно уже умер, вместе со своими, только на первый взгляд живыми жителями.