- Северяне, мухтарам раким, - подтвердил Гленард. – Меня зовут Гленард, а моего слугу, который говорит по-кадирски, зовут Витан. Мы пришли с миром. Просто хотели погреться у вашего костра, поговорить, разделить нашу пищу с вами. Ночи в пустыне длинные, холодные и одинокие. Вместе теплее и веселее.
- Какой же я раким, мухтарам Гленард, - старик улыбнулся. – Я простой караванщик. Подходите к костру, присаживайтесь, посидите с нами. Вместе теплее и веселее. Меня зовут Сармад. Я говорю на вашем языке, мне много довелось торговать на севере, даже жил в Глареане несколько лет. Моя дочь Хисса, она на имперском почти не говорит, но всё понимает.
Гленард невольно залюбовался девушкой. Стройная, с черными волосами, собранными в косы, обвивающие голову, как венок. Красивые, нежные, почти совершенные черты лица, как у лучших древних альвийских статуй. Не исключено, что где-то в глубине поколений ее предков затерялся альв или альвийка. Не от них ли у нее такая бледная кожа, на которую огонь отбрасывает розовые блики, непривычная для смуглых южных девушек? Девушка была одета в длинную шелковую накидку, скрывающую ее фигуру, но оставляющую открытой шею, на которой на цепочке висел большой обрамленный золотом изумруд, блестящий и гипнотически переливающийся в такт пляске языков костра. Хисса, заметив взгляд Гленарда, потупила глаза и смущенно улыбнулась. Улыбнулся и старый Сармад.
- Простите, - Гленард смутился. – Я не должен был так рассматривать вас, мухтара Хисса. Прошу простить меня, не ожидаешь встретить такую девушку посреди пустыни. У вас очень красивая дочь, мухтарам Сармад. Прошу простить мои слова, если они прозвучали слишком нахально – я не имею в виду ничего плохого, просто отдаю дань красоте.
Девушка снова улыбнулась.
- Ничего страшного, мухтарам Гленард, - успокоил его караванщик. – В ваших словах не было ничего оскорбительного. Моя дочь действительно очаровательна. Но вся ее красота, как видите, не от меня, а от ее матери. Увы, милая Джухейна уже не с нами.
- Я сожалею.
- Это было давно, Гленард. Мы с Хиссой ходим вдвоем уже много лет. Ну, что мы всё говорим и говорим… Разговорами сыт не будешь, - он поднял с камня у костра гревшуюся там лепешку, разломил ее надвое и протянул половину Гленарду.
- Ах да, что же это я, - встрепенулся Гленард, принимая угощение. – Витан, принеси…
- Уже всё здесь, ваша милость, - улыбнулся слуга, развязывая мешок и доставая оттуда кусочки вяленого мяса, сухари и флягу с вином.
- Прошу вас, мухтарам Сармад, мухтара Хисса, угощайтесь, - Гленард протянул угощение хозяевам лагеря.
- Благодарю, мухтарам Гленард, - благодарно улыбнулся старый караванщик.
Небольшой совместный ужин, как это обычно и бывает, растопил лед взаимной настороженности, превращая незнакомцев в приятелей. Остальные караванщики, сидящие чуть в стороне, рядом с товаром, тоже расслабились и стали о чем-то громко болтать между собой, передавая по кругу бурдюк с вином и то и дело разражаясь взрывами громкого хохота.
Хисса достала откуда-то из-за спины небольшой изящный тар, подтянула струны и начала тихонько наигрывать печальную и красивую мелодию.
- Скажите, Сармад, - Гленард отпил глоток вина и заинтересованно посмотрел на караванщика, - вы же, наверное, много лет по этой пустыне путешествуете?
- Давно здесь ходим, - караванщик развел руками.
- А почему здесь, если не секрет? Почему не по главному тракту?
- Тише, спокойнее, да и красивее, что ли. Особенно на рассвете и на закате. Там, вдоль реки тоже есть на что посмотреть, но я, Гленард, как-то привык к этим пустынным пейзажам. Здесь мне спокойнее.
- А говорят, что здесь всякие странные вещи иногда творятся. Люди пропадают, звери странные бродят. Не боитесь?
- Всякое бывает… - старик пожал плечами. – Многое здесь творится, многое случается.
- Расскажите, пожалуйста, очень интересно.
- Хм… Ну, ладно. С чего бы начать? Ну, скажем, есть здесь единороги.
- О, единороги мне нравятся, - вставил слово Витан, - они красивые.