Ночи северного мая

И всё-таки он не спешил. Нужно было собраться с духом, ведь сейчас его заставят продать собственную душу. А продаваться всегда тяжело. И кажется, он не готов к серьёзным испытаниям. Сергей подошёл к окну и взял Наташину руку, безвольно повисшую от внутреннего напряжения.

– Не нервничай, Наташа, всё будет хорошо!

– Да уж! – фыркнула девушка. – Всё будет хорошо, и они поженятся!

– Жениться нам с Петровым не разрешат, – рассмеялся Москвин, – а вот все чины могут подождать. Пока ты не съешь шоколад, я никуда не пойду.

Он уселся на широкий подоконник, продолжая держать её руку. Пульс у Наташи частил, ладонь была мокрой. Сергей поморщился. От волнения все потеют. Обычная физиология. В стрессах все равны – и мужчины, и женщины. Наташа попыталась выдернуть руку, но Сергей сжал запястье, и она, задрав подбородок, сказала свистящим шёпотом:

– Если ты сейчас не явишься в кабинет Петрова, то очень пожалеешь!

Москвин поразился произошедшей перемене в девушке. Он был уверен, что она влюблена в него как кошка. А она ни в одном глазу. Смотрит на него и ничего не видит. Ни его самого, ни чувств, ни лёгкого презрения. Эта девушка глупа, как молодая тёлочка. Или обычный эгоизм, но немного ободранный от долгого сидения в приёмной начальства.

– Слушаюсь, товарищ генеральша! – Он шутливо отсалютовал и спрыгнул с подоконника. Надо идти вперёд, и пока этот «вперёд» находится в кабинете полковника Петрова. Метр пятьдесят шесть роста и ни сантиметром выше.

– Ты ещё дошутишься! – Наташа с силой толкнула его в спину. – Развёл тут балаган. Иди-иди давай!

В глазах девушки плескалась неприкрытая злоба. Сергей покачал головой. До чего можно дойти, если не следить за здоровьем. Больше он не поймается на крючок неразделённой любви. Все влюблённые девушки обычные притворщицы. Пока шоколадка в руках – любовь до гроба. Как только съела – всё, баста, никакой любви. Одни мольбы и причитания.

В огромном кабинете Петрова кроме громоздкой мебели находились ещё более громоздкие, чем диваны и кресла, пятеро мужчин в пиджаках и галстуках. Все будто вырублены из дуба на один фасон. Все массивные, огромные, неподвижные. Лица у всех красные, словно они напились крепкого чаю. На небольшом столике в углу стояли чайные чашки, пыхтел электрический чайник. Спиртного и рюмок не было, хотя запах коньяка ещё не улетучился.

– Сюда садись, Серёжа! – Начальник кивнул на тот стул, куда усаживал всех героев и медалистов. На этом стуле раздавали пряники. – Только не вибрируй! Не в розетку же будем тебя толкать!

Грузные мужчины дружно захохотали. Особенно выделялся один из присутствующих – усатый, с круглым приятным лицом и густой шевелюрой. Остальные четверо были лысые. Сергей посмотрел на Петрова. Герман Викторович поспешно провёл по волосам растопыренными пальцами, как расчёской.

– Не в розетку, понимаешь! Мы тебя пригласили, чтобы серьёзно поговорить. Очень серьёзно! Там, наверху, – Петров кивнул на потолок, – знают об этом разговоре. Вся надежда на тебя. Ты уже не подведи, Серёжа!

От обилия мужских тел в кабинете застоялся тяжёлый воздух, словно от присутствующих исходила густая, неразбавленная энергия. Сергей посмотрел на окно. Форточка открыта, но сквозняка нет. Вездесущий северный ветер сегодня взял отгул.

– Что ж ты не спрашиваешь, о чём наш разговор будет? – обиделся Петров и нахмурился.

По кабинету пронёсся общий вздох. Присутствующие не понимали, почему Сергей молчит.

– Ну, раз так, тогда слушай, стажёр Москвин! – Петров в сердцах пристукнул карандашом по столу. – В общем, дело обстоит следующим образом. Ты должен подвести Карецкого к группе молодёжи, самым негативным образом настроенной против советской власти. Они собираются в кафе на Невском, это небольшая забегаловка недалеко от «Сайгона». 10 ноября они планируют провести большой сбор. Уверены, гады, что в День милиции будет не до них! Но именно тогда Карецкий должен войти в круг подозреваемых.

Карандаш ткнулся в лист бумаги и очертил круг. Рука Петрова не дрожала. Круг получился чётким, как у циркуля. Москвин смотрел в форточку, надеясь услышать знакомый посвист северного ветра. В это время он думал, что невыносимо далёк от проблем большого города. Он не знал, где находится кафе «Сайгон», ни разу не бывал в знаменитой забегаловке, никогда не был в Старой Деревне. А ещё он не любит рок-музыку и с трудом может отличить студентку-комсомолку от валютной проститутки.