Ночи северного мая

Внутри всё дрожало. Тело одеревенело. Ноги не сгибались. Сергей никак не мог выдохнуть воздух. Он так и шёл по коридору, не дыша и думая, что вырвался из расстрельной комнаты. Его принудили согласиться, он не мог поступить иначе. Его отказ расценили бы как неподчинение приказу. Это приговор. Те мужчины, тайком выпивающие дорогой коньяк, раскатали бы его на дороге жизни. Одним взмахом авторучки. Они и собрались, чтобы совершить казнь. Наверное, он облегчил им жизнь на всю неделю. На этот день – совершенно точно. Самое трудное на свете – прожить один день. После него и жизнь не страшна. А что будет завтра – никто не знает. Сергей мысленно взмолился неведомому Богу, чтобы в кабинете не было товарища Басова. Присутствие ещё одного палача он не выдержит.

Какой длинный коридор. Поворот, ещё поворот, и нескончаемые деревянные половицы. Дорога, ведущая в пустоту. В никуда. Отсюда нет выхода. Глянцевые от масляной краски стены отсвечивали мертвенным багрянцем. Выше человеческого роста пластами облупливалась серая побелка. Беспалов говорил, что в прошлом году в отделе делали ремонт. Кабинеты отремонтировали, как положено, а на коридор не хватило средств. Стены окрасили чем попало, на полу вместо паркета настелили простые доски. Сергей схватился за дверь и охнул. Под портретом Ильича сидел капитан Басов. Их было двое вместо одного. Ильич на стене казался живым. Здесь даже мёртвые восстают из гроба. Один преждевременно вышел с больничного, другой неожиданно воскрес.

– О-о-о-о, стажёр! – воскликнул Геннадий Трофимович. – Проходи, я тебя жду.

Голос капитана звенел, как натянутая струна. В нём переливались торжествующие нотки. Сергей улыбнулся и прошёл за свой стол. Жизнь не любит его. Совсем не любит. Никогда его не любила. Одни огорчения от неё. Чем он её прогневал?

– Серёжа, а мне Петров дал задание проинструктировать тебя, – ласково заверещал Басов, потирая бугристые шишки на пальцах.

– Не нужно, – вежливо ответил Сергей, – я только что от него.

Наступило молчание. Басов оцепенел от чрезмерной надменности, прозвучавшей в ответе Москвина. Приторная вежливость не смогла скрыть истинное отношение Сергея к напарнику.

– Ты это, забудь, что там было. – Басов обрушил кулак с полусогнутыми пальцами на стол. – В верхах не любят подробностей. Они считают, что мы сами должны понимать их гениальные идеи. А мы не понимаем потому, что невозможно залезть в чужую голову. Поэтому мы можем допустить ошибки.

В этом несносном «мы» прозвучало неприкрытое презрение к Сергею Москвину. «Мы» – это ты, идиот Москвин. И ты можешь допустить ошибку. А она дорого обойдётся полковнику Петрову. А если будет плохо полковнику Петрову, будет плохо всему отделу, включая товарища Басова. Сергей выдыхал воздух постепенно, по глотку, сквозь сжатые губы, чтобы унять взбесившийся ритм пульса.

– Ты должен уговорить Карецкого сойтись поближе с лицом, на которое укажешь ему.

– Кто он?

– Сам не знаю, – сердито буркнул Басов, – какой-то известный диссидент. Он добивается высылки из страны, а они хотят устроить ему подставу, да такую, чтобы он не выкрутился. Хитрый жук. Прям жучара. Работает в какой-то конторе, на работу ходит, не прогуливает, не пьёт, не дерётся, не хулиганит. По тунеядке его не прижать. А на днях пытались спровоцировать на драку, так он убежал. Только пятки засверкали. Боится дать малейший повод для возбуждения уголовного дела. Так что вся надежда на тебя, стажёр Москвин! На тебя вся страна смотрит.

Сергея передёрнуло. Ему представилась многоглазая страна, испепеляющая миллионами взглядов одного человека. Это самая страшная казнь, страшнее её на свете ничего нет.

– Как его зовут?

– Не знаю, – вздохнул Басов. – Операция секретная. Имя человека назовут десятого ноября. За час до мероприятия. И фотографию выдадут. Под расписку, конечно.

– И что дальше?

Сухой стук костяшек по столу отрезвил Сергея. Он разжал кулаки и посмотрел на руки. Что это? Он сидит и стучит кулаками в такт словам капитана, словно подыгрывает ему, но ведь бездумные движения свойственны только психам и шизофреникам. Москвин точно очнулся после наркоза. Встряхнувшись и выпрямив пальцы, он с интересом вгляделся в лицо Басова. По всей видимости, Геннадий Трофимович намедни изрядно приложился к горячительным напиткам. А что? У него застарелый ревматизм, на улице разыгралась осенняя непогода, старые суставы не гнутся. Сам Бог велел выпить перед сном, чтобы снять воспаление. В данном случае спирт приравнивается к аптечной микстуре, но ежедневная и многолетняя лечебная процедура пропечаталась в лице капитана ядовитым окрасом. Басов раздражённо отмахнулся от пристального взгляда сослуживца. Сергей усмехнулся. Долгое сосуществование разных людей в одном помещении приводит к тому, что они с лёгкостью входят в сознание друг друга, как к себе в комнату.

– А дальше ты должен проследить, чтобы Карецкий унюхал объект и благополучно воссоединился с ним в одной кровати! У педиков такие дела легко делаются.