Ночи становятся короче

После обеда я подошел к ней и предложил проводить ее до улицы Надькёреш. А потом мы шли по шпалам железнодорожной ветки. Жила она на самой окраине города. По дороге мы разговорились, и я узнал, что дочка дядюшки Берци много читает, обожает кино. Отец уже водит ее на рабочие собрания, и она является даже членом Союза рабочей молодежи. Последнее меня тогда не очень интересовало, потому что отец мой был квалифицированным инструментальщиком и хорошо зарабатывал. По большим праздникам отец ходил в церковь.

— Во что-то человек обязательно должен верить, — говорил он и, напялив на голову черный цилиндр, шел к обедне.

Выписывали мы в ту пору только газету «Пештские новости», и потому известия о самых опасных политических событиях, происходивших в мире, не попадали в нашу квартиру.

Когда началась весна, Берци, привел с собой несколько рабочих, и они таки отремонтировали школу. А я с тех пор стал регулярно навещать Марту. Забравшись куда-нибудь в укромное местечко, мы целовались с Мартой. Большего она не позволяла, говоря, что «у бедной девушки нет ничего дороже ее девичьей чести». Я, конечно, настаивал на своем, заверяя девушку, что по-настоящему люблю ее, однако Марта оставалась непреклонной.

В один прекрасный день мы поругались. Но очень скоро помирились, к нашей обоюдной радости.

По совету дядюшки Берци я стал ходить в Дом рабочих, где проводились беседы по политическим вопросам. Разумеется, мне там было интересно, хотя я не всегда понимал, о чем шла речь. Например, мне было непонятно, зачем пенсионеру, пожилому человеку, записываться в рабочую милицию. Уж не собираются ли эти старики защищать родину? А что же тогда делать нам, молодежи? Зачем же тогда наши «миги» и ракетное оружие? Вместо того чтобы сидеть зимой у печки да покуривать трубку, старики едут на сборы и тренируются в будайских горах.

Я, разумеется, уважал своего тестя, но не понимал, как важно для старика сознание того, что он делает полезное дело и что он еще кому-то нужен.

Старик со своей стороны любил и уважал меня. Он гордился тем, что муж его дочери офицер, служит в авиации, причем он не кто-нибудь, а летчик первого класса и носит на плечах майорские погоны.

…Когда я второй раз приехал в больницу, старик просиял от радости. Взяв мою руку в свою, он долго не отпускал ее. Мне хотелось помочь ему выздороветь, снова встать на ноги, потому что он был для меня не просто тестем, а еще и хорошим, добрым другом.

И старик каким-то чудом выздоровел, можно сказать, вылез из могилы, где он стоял не одной, а двумя ногами. Выздороветь с его сердцем и в его возрасте — было самым настоящим чудом.

Когда он выписался из больницы и снова оказался дома, мы навестили его.

Но радость наша была недолгой. Некоторое время спустя, нам снова позвонили с междугородней. Звонила теща: мужа снова увезли на «скорой помощи», у него тромбоз мозга…

Когда на следующее утро я заступал на дежурство, настроение у меня, естественно, было скверное. Перед воротами я встретился с Шагоди, который спросил меня, почему у меня такой хмурый вид. Я ответил, что тестю снова стало плохо.

Роби сказал, что у него в Будапеште в железнодорожной клинике есть один знакомый врач, хороший специалист, который лечил его отца. Если нужно, он напишет ему письмо с просьбой перевести старика к нему в клинику, а уж он-то поставит его на ноги.

Вечером того же дня Роби принес мне обещанное письмо, а утром я уже мчался на своей «шкоде» в Будапешт. Знакомый Роби тотчас же распорядился, чтобы дядюшку Берци перевели в его клинику. К полудню я все это дело уладил и несколько успокоился: в клинике была идеальная чистота и порядок. Главный врач, спокойный и рассудительный мужчина, казался знающим специалистом, и я был убежден, что тесть мой попал в надежные руки.

Таким был наш Шагоди: стоило кому-нибудь попасть в беду, как у него тотчас же рождалась прекрасная идея. Короче говоря, на него всегда можно было положиться.

У Марты в это время в школе была инспекция, и она не могла поехать со мной в Будапешт, так что я там хлопотал один. Сделав все дела, я зашел в ресторан «Лукул» пообедать.

Возвращаясь домой, я обратил внимание, что мотор как-то странно работает и плохо тянет.

«Что это приключилось с моей «шкодой»? — подумал я. — Тормоза, что ли, не в порядке? Или с карбюратором что?»

Поскольку я был в военной форме, копаться в моторе мне не хотелось. Я как раз проехал площадь Борарош и свернул на проспект Шорокшари. И вдруг вспомнил, что совсем рядом находится автомастерская Пулаи.

Я заехал во двор мастерской, который был забит машинами. Два механика и несколько учеников работали не покладая рук, так как летний сезон был в самом разгаре.

Надежды на то, что мою старушку «шкоду» посмотрят без очереди, у меня не было, но тем не менее к вечеру обязательно нужно было вернуться на аэродром: ровно в девять я должен был быть на дежурстве и сидеть в скафандре для высотных полетов в готовности номер два.

Я зашел в конторку и увидел там вдову Пулаи.

— Целую ручки, уважаемая госпожа, — поздоровался я с хозяйкой мастерской. — Вы меня, наверное, не узнаете?