Ночи становятся короче

— Наберись терпения и выслушай меня до конца. Уж если мы начали об этом говорить, нужно сказать все. У меня есть право высказать все, что я думаю… А уж там суди сам… — Катя закурила. — Помнишь, он даже по взлетному полю не мог проехать как следует на самолете. Это после своего самовольничания. Папа тогда был белый как полотно. Я же готова была убить его в тот момент. Представляешь, что было бы, если бы он тогда врезался в землю?! Отца затаскали бы… Засудили…

— Разреши сказать несколько слов. Ведь он хотел тогда понравиться тебе. Всех нас обскакал и доказал, чего он стоит.

— Именно так. Он так старался понравиться, что сразу же вызвал к себе антипатию вместо симпатии.

— Твой отец только после этого полета понял, кто такой Петер Моравец и на что он…

— Отец смотрел не так, как надо было.

— Его записки, однако, говорят о другом.

— Ради бога, постарайся остаться на собственной точке зрения. Смотри на все это не так, как тебе хотелось бы, а так, как того требуют факты.

Что я мог возразить ей?

— Вскоре после этого Петя действительно признался мне в любви. Я ответила ему отказом. Смотрела я на него и думала: да как он осмелился на такое? Какой-то Петер Моравец… Недоразвитый, маленький. Когда же он сказал, что все равно я буду принадлежать ему, я чуть было не сошла с ума. Послала его ко всем чертям. Осенью вы поступили в летное училище, а мой первый ухажер разбился. Он хотя еще и не просил моей руки, а только ухаживал, но я его очень любила. Правда, смотрел он на меня немного свысока, словно я была еще ребенком. Этим я хочу сказать, что и с ним бы, возможно, у меня не было бы безоблачного счастья, а может, и было бы… Ну да все равно — мы любили друг друга. И вдруг он погиб. Я осталась одна.

— Я понимаю тебя. Беда не приходит одна. В сентябре случилось несчастье с твоим отцом.

— Да, так оно и было. А вскоре после этого к нам пришел Роби Шагоди. Я и ухватилась за него, как утопающий хватаемся за соломинку. Еще отец не раз говорил о его уме, образованности, таланте и смелости. Я же видела в нем еще больше достоинств. Отец был человеком замкнутым и очень строгим, Роби же любил производить эффект на окружающих. В нашем доме он появился тогда, когда был очень мне нужен. Я же со своей стороны считала, что его послало мне само провидение.

Катя замолчала и посмотрела в окно. Только сейчас я по-настоящему начал понимать, какой смысл вкладывала Катя в слова, когда она говорила, чтобы я постарался остаться на собственной точке зрения. Выходит, она тоже старалась разобраться в себе, понять происшедшее. Сейчас же она ждала, что я помогу ей разобраться во всем.

— Я не могу выразить словами, как мы любили друг друга, — продолжала она тихо. — Уже из-за одного того, что он дал мне всего за каких-то несколько месяцев, стоило жить.

— Скажи, а Петя в то время разве не давал о себе знать?

— Давал. Но Шагоди очень просил меня ничего не говорить Пете о наших взаимоотношениях, потому что он ему очень нравится, и ему не хотелось огорчать его, а то он еще, чего-доброго, забросил бы учебу в училище. Я понимала Роби и отослала Петю, сказав, что у меня есть ухажер.

Петя сказал, что подождет. Вскоре папа выздоровел. Работать на завод не пошел. Стал частником. Шагоди стал реже бывать у нас. Отец как-то предупредил, что Роби двуличный человек и чтобы я была с ним поосторожнее. Но есть в этом деле и другая сторона. Отец в то время был недоволен мной, недоволен тем, что я бросила учебу и так далее.

С отцом уже никто, можно сказать, не считался. Его орден ни на кого не производил впечатления. Все смотрели на него как на бывшего хортистского офицера, к тому же еще мелкого частника, и потому в университет меня не приняли.

Я, разумеется, ни в чем не винила отца, но будущее мое было неопределенно.

Катя снова замолчала. Каждый из нас погрузился в собственные мысли.

Через несколько минут Катя встала и подошла к серванту.

— Что будешь пить, коньяк или виски?

— Лучше коньяк, но совсем немного.

Мы выпили по рюмке. Катя налила еще и, обхватив рюмку руками, стала смотреть на золотистую жидкость.

— Для меня не было ни одного праздника, — снова заговорила она, словно обращаясь не ко мне, а сама к себе. — Я очень страдала. Казалось, счастье навсегда ушло от меня. Возможно, если бы Петя появился в тот момент… Так как с Роби было навсегда покончено, я была свободна. Тогда я бы пошла за него замуж, нарожала бы ему детей и была бы ему верной женой. Но Петя тоже исчез. Он весь ушел в учебу, а может, думал, что еще нужно подождать.

Мать же моя тем временем нашла мне жениха. Звали его Густавом. Это юрисконсульт с одного промышленного предприятия, уже далеко не молодой человек.

Катя замолчала и посмотрела на меня так, будто я о чем-то спрашивал ее, хотя я и рта не открывал.