Ночью

– Конечно, говорю прямо – ты в последнее время чем-то загружен, может, ты заболел? – поставила кулачек на пояс, повернувшись к нему и сдув прядь упавших на ее освещенное первым ярким лучом солнца лицо, чуть сморщившись. – Тебе нужно развеяться. Погулять на чистом воздухе, думаю, было бы достаточно какого-нибудь банального московского парка, главное, чтобы выбраться из этих городских джунглей, даже на такой мелкий кусок природы, как несчастный парк, – она рассмеялась. – Что скажешь, дорогой?

Сергею казалось, что она говорит совсем не искренне, а готовит ему завтрак по-английски без чая – надуманно, обманывая и словно за что-то извиняясь – говоря неправду, ведь она могла задумала его бросить после этого разговора в злосчастный понедельник.

Он не мог ни о чем думать, только об ее идеальной форме, и это его беспокоило больше всего сейчас на свете.

Кофе начало заметно остывать, и Сергей пытался делать первые глотки так, чтобы казалось, будто кофе совсем остыл и стал холодным.

Сергей бы проделал такие же фокусы, обжигая язык, и с кашей, пускай будет она с вареньем или без него.

– В любом случае, я считаю, что сейчас тебе нужно поесть, мой дорогой, – произнесла с каким-то восторженным животным азартом, мгновенно обернувшись к Сергею уже с маленькой тарелочкой в руках, на которой теснилась утренняя горячая с дымкой каша.

«Придется поесть, деваться некуда», – думал он, медленно хватаясь за чайную ложку, как за вымышленный спасательный круг.

– Спасибо, – сказал он как-то не искренне.

И Кира это заметила.

– Ты всегда был не щедр на комплименты, если только не говорил их ночью, – сказала она и сняла с себя фартук, который нашла на этой кухне, как правило, с пустым холодильником, если вообще неработающим.

«Интересно… действительно, где ты взяла этот фартук?», – думал он, делая первые попытки проглотить горячие, словно раскаленные куски мяса, куски каши.

И Сергей практически давился, словно пил кипяток, но продолжал размеренно и терпеливо поглощать безвкусную овсянку, запивая этот невкусный завтрак оставшемся уже показавшимся неприятным кофе.

«Вот бы выпить», – думал он.

Возможно, Сергей хотел хоть как-то смягчить момент расставания для собственного сердца – ведь если он не проявит вообще никаких чувств по отношению, как к Кире, так и к ее приготовленному непонятно с какой целью завтраку – очень невкусному, но вожделенному, – тогда бы и боль молчаливого расставания, которой, все же может быть, свершится, – будет не такая горькая, как может быть.

– Кушай, дорогой, – словно издевательски произносила она, заваривая себе тоже уже не очень горячий кофе, чуть подливая в маленькую кружку Сергея остатки черного напитка из турки. – Кушай, мой милый, – она почему-то уставилась на него как на человека, который сейчас откроет какой-нибудь мировой секрет ее истории любви.

Сергей неясно глядел на Киру и на ее искрящиеся глаза и на чуть приподнятую улыбку, на ее позу ожидания, что Сергей, действительно, сообщит что-то такое поистине интересное, необычное и не от роду сего, что она просто растает от возбуждения.

– Очень вкусно, – едва выдавил из себя, пытаясь как можно больше скрывать это.

– Хорошо, что тебе понравилось, дорогой, – она явно сегодня утром доминировала, и Сергей словно оказался в ее жесткой хватке.

И снова – Кира совершала жест доброй воли за новым жестом – она приняла от него тарелку с недоевшей кашей и недопитым кофе и взялась сама их помыть.

Сергею это совсем не льстило, наоборот – он чувствовал себя беспомощным.

– Ты же не против, что я приготовила тебе завтрак? – спросила она, стоя как можно дальше от раковины, потому что уже находилась в своей белой обтягивающей футболке с какими-то непонятными Сергею черными линиями, словно полосками, образовавшимися после того, как на полотно плеснули жидкой краски.

– Нет, – мотнул головой Сергей и облокотился об стену.

Ее фигура вновь предстала перед его взором, и в этом свете утренних лучей Кира казалась только красивее, особенно при мысли о том, что вот-вот она исчезнет из его жизни, раз и навсегда захлопнув за собой дверь, не оставив ни единого шанса на новую встречу.

Но, мы знаем, что вечного ничего не бывает, как и того, что всегда не может не произойти никогда.

Сергей с этим феноменом существования, как в пределах собственных стен, так и под небом, был очень хорошо знаком…

– Сергей, почему ты сегодня такой молчаливый? – удивлялась она, хотя Сергею этого не казалось, скорее он ощущал себя почему-то объектом насмешки, впрочем, сейчас он был не против издевательств, ведь чувствовал, что в нем есть что-то такое от садомазохиста…

– Я просто… – он хотел сказать «устал».

– М? – глянула на него и отвернулась домыть маленькую тарелочку, стараясь не попасть случайно на свою новую футболку каплей моющего средства или теплой водой.

– Если я скажу, ты только больше полюбишь меня, – наконец-то, блеснул фирменной улыбочкой, и если Кира и не видела этого, то почувствовала – это точно.

Женщины все чувствуют, особенно подлог.

– Да? И что же ты мне хочешь поведать? – она промывала посуду холодной водой.