Сначала, обвел вокруг ее шеи ошейник, затем запихал ей в рот ее черные шелковые трусики – в это время он давным-давно был наготове к решительным действиям, – затем надел назад ее бюстгальтер, и шелковым красным шарфом, свисающим со спинки дивана, который принадлежал Кире, и которая забыла его у него, перевязал ее руки.
Она была готова к дальнейшим действиям.
Особенно это читалось не во взгляде, где глаза горели, а по ее красной щеки, впрочем, как и по второй – тоже красной.
(теперь садомазохизмом никого не удивишь)
(особенно в 21 веке)
(да, особенно и в году так 2011-м в России)
Сергей, словно тень, спускающаяся со стены при закате солнца, когда воцаряется луна, сползал своим языком, сложив его в трубочку, по ее лицу вниз к шее и далее, как слизывал бы сладкие понравившиеся приятные вкусом клубничные или ежевичные сливки.
Одна рука заходила между ее ног, другая держала ее запястья, а язык добрался до ее маленьких грудей, привлекающих и кричащих в мольбе их облизать.
Он испытывал наивысшее счастье, пока прикасался к ее телу: и кончиками своих пальцев и языком. И чувствовав ее свежий аромат тела, погружался в еще одну нирвану в этом слишком огромном мире эмоций и восхищений.
Сергей все больше горбился, пытаясь сползать вниз, но получалось не так, как было запланировано, и все же в итоге он снова дошел до ее уже личной нирваны, и только вкусив аромат этого места, он продолжил свою игру.
Надавив на лямки ошейника, свирепого своими шипами, который обычно надевают на бульдогов, Сергей снял с себя последние плавки – все, что было на нем, – и наконец-то пропал в Кире – со всем энтузиазмом, что у него только нашелся.
Она издала первый стон.
Подобие крика.
Сломанную мечту присопатки.
Сквозь трусики, которые были запиханы ей в рот, Сергей ничего не мог расслышать, но это было и не важно.
Одной рукой он упирался в кровать, а другой уже схватил ее запястья, прижав, что было сил к стене, у которой и стояла кровать, и только больше растворялся в этой брюнетке, которая, видимо, ждала чего-то банального, но не слишком поразительного, что происходило сейчас.
Глотая жадно вино из пустеющей бутылки, Сергей заходил в Киру только глубже и сильнее, мощнее и больнее, отчего ее стоны становились еще громче.
Он менял позиции, ориентация же Киры оставалась прежней – она лежала, словно закованная в цепи, едва двигаясь.
Еще бы – Сергей прерывал все ее попытки повалиться либо на спину, либо на бок, и стремительно давил на нее, а сорвав с ее шеи ошейник, начал придушивать и оскорблять ее.
– Сука! – гадость номер один, неизбежно вырванная из его уже опьяненной глотки, в которой с большим бы удовольствием появилась сигарета, но сейчас было не время.
Кира что-то простонала.
Сергей не останавливался.
– Поганая дрянь! Шлюха! Тварь! – словно ревя на луну, но шепотом, произносил он.
Кира пыталась как-то высвободиться, чтобы обнять его, но все было тщетно, Сергей так крепко завязал ей руки, что она не могла ими даже пошевелить.
– Этого слишком мало, чтобы любить тебя, – словно хотел заплакать, но в порыве нахлынувшего безумия, вырванного из горящей страсти, сейчас бы не сделал этого.
Кира испугалась.
Она задыхалась.
Сергей уже насиловал ее, душа Киру только сильнее.
Ее глаза покраснели.
Кровь прильнула к вискам.
Ей стало нечем дышать.
Пыталась кричать: «остановись, стой, я не могу дышать», и забилась, словно в конвульсиях.
Наконец-то, каким-то волшебным образом, ей удалось чуть высвободиться из крепкого узла ее красного шелкового шарфа, и, схватившись за его руки, разомкнула сложившиеся на ее шеи оковы.
– Я люблю тебя! – прокричала она, вцепившись в его губы и обняв так крепко, что Сергей вошел в Киру всецело и полностью.
Сегодня они принадлежали друг другу, и в этом не было ничего постыдного.
В любом случае, Казанова наоборот – Сергей, – проделывал такие фокусы не только с ней, но и с другими, которых было слишком много, чтобы начать считать.
Ошейник и ее нижнее белье полетели в сторону, также как и бюстгальтер, который она сняла одним движением руки, хотя и Сергей выделывал такие трюки на ура.
(а помыли ли они руки?)
(конечно, помыли…)
(иначе микробы бы забрались ей прямо в задницу…)
Страсть приобрела более умеренные обороты, и когда Сергей развязал сковавший ей ноги ремень, то уже Кира повалила Сергея на спину, и начала смотреть сверху на него, дав ему возможность отдышаться.
Она тянула его руки к своим маленьким идеальным грудям, она царапала его грудь, и сама стремилась, чтобы его достоинство как можно глубже и больше входило в нее, чтобы чувствовать его, ощущать, знать точно, что он в ней.
Словно отбирая у него энергию, как физическую, так и внутреннюю, она целовала его, прижимала к своему телу, сама давая возможность войти в нее, а Сергей, тем временем, только бледнел, и его цвет глаз менялся на более темный.
Зеленый становился просто каким-то мутным, грязным и непонятным.
Сердцебиение постепенно приходило в норму.
Спустя еще какое-то время, Кира практически остановилась, но Сергей все же находился в ней, и вылился тоже в нее.