В школе Дамблдор преподавал трансфигурацию. Однажды — это было на второй месяц учебы — он объяснял принципы превращения костяной пуговицы в гальку. Заодно упомянул, что все случаи окаменения живой материи — будь то плоть, кровь или кости, — за редким исключением, нестойкие и долго не держатся. И тут Минерва неожиданно для себя стала с ним спорить. Как же так — нестойкие?! А бесчисленные случаи трансфигурации человека в камень, которых полно в волшебной истории?
Она еще подумала, что незачем далеко ходить за примерами. Когда у них на острове одно время появилась разбойничья шайка, грабившая прохожих по дороге на ярмарку, ее собственный предок, Алан Робертсон, умышленно дал им себя поймать. А потом, когда разбойники уже собирались шарить у него по карманам, он выхватил палочку и обратил всех в камень. Минни не раз видела эти камни — семь валунов в кустарнике у большой дороги, смутно напоминающие очертаниями человеческие фигуры...
Дамблдор выслушал ее улыбаясь и попросил после уроков зайти к нему в кабинет. Тут до Минни дошло, что она, наверное, вела себя слишком дерзко. Теперь он назначит ей отработку. Тоже ума палата — поссориться с собственным деканом... Но когда она явилась в назначенное время, Дамблдор, вместо того чтобы отругать, напоил ее чаем с вареньем, долго объяснял особенности закрепления заклятий (Минни не поняла и трети, что неудивительно — это был материал седьмого курса), а на прощание подарил книгу "Загадки трансфигурации: популярное пособие для школьников". Книга ей понравилась, и Минерва не раз ее перечитывала, а много позже, уже начав преподавать, показывала ученикам опыты оттуда.
Из
однокурсников
она лучше
ладила с
мальчишками,
особенно с
Аластором
Моуди и
Джорджем
МакГонагаллом
— они были
почти что ее
земляки, из
Глазго. А вот
с девочками
не сложилось.
Минерва не нравилась
сверстницам
— все они были
из Англии,
кто из
Девоншира, а
кто даже из
Лондона, и их
смешили ее
шотландский
акцент, ее
бедная
одежда,
кофты
домашней
вязки,
грубые шерстяные
чулки и
дешевые
ботинки.
Минни и сама стала
над этим
задумываться.
Когда она
жила на
острове, то
не
чувствовала
своей нищеты
— ведь так
жили все, и в
этом не было
ничего
особенного.
Но в школе ей
начало
казаться,
что она
Вернувшись домой на летние каникулы, она рассказала об этом деду. Хотела, наверное, чтобы ее пожалели, но в то же время говорила с подспудным вызовом — почему у них все не так, почему они не могут жить, как нормальные люди, почему у них нет денег на красивые платья, серьги и ленты для волос, как у ее однокурсниц? Дед слушал ее внимательно и, казалось, сочувственно, так что Минерва увлеклась и не заметила вовремя угрозы, когда он спросил, чуть нахмурившись:
— А с чего тебе вообще пришло в голову сравнивать себя с другими девочками?
— Они красивее. Они хорошо одеваются, они нравятся мальчикам. Они лучше...
Дед посмотрел на нее задумчиво, а потом вдруг сказал:
— Знаешь что... Ступай-ка и принеси ремень.
Минерва этого совершенно не ожидала. Испугалась и возмутилась — за что?! — но ослушаться не посмела. Ей и раньше иной раз доставалось, но легонько, символически — дед ее баловал и все прощал. Но в этот раз влетело всерьез, так, что она потом до вечера не могла даже подумать о том, чтобы сесть на стул.
От гордости и обиды она не позволила себе заплакать, а терпела молча, закусив губу и изо всех сил сдерживая слезы. Когда наказание закончилось, дед погладил ее по голове.
— Умница, держалась молодцом... А теперь послушай меня. Никогда больше не смей сравнивать себя с кем-то. Ты — внучка королей. Все эти девчонки тебе в подметки не годятся. Ты лучшая, всегда будешь лучшей, и плевать, кто что о тебе думает. Ты должна делать то, что считаешь нужным, и держать голову высоко, даже если у тебя не будет куска хлеба, даже если весь мир будет против! Поняла?
— Да, — кивнула она.
— Ну, вот и хорошо, — он улыбнулся и поцеловал ее в лоб.