Ночная смена

Все мы каждый день видим нелегалов: они подметают улицы, моют полы/посуду в забегаловках и/или собирают мусор. Мы знаем, что им тяжело, что их обкрадывают работодатели, но мы не чувствуем к ним жалости, потому что они «понаехали». И «Имена» – это как раз попытка заставить читателя влезть в шкуру такого вот мигранта, сбежавшего из своей недружелюбной родины в поисках лучшей жизни – без прав, без медицинской страховки, а зачастую и без зубов.

Оушен Вуонг. «Лишь краткий миг земной мы все прекрасны»

Оушен Вуонг пишет письмо матери, зная, что она никогда его не прочтет: когда та была ребенком, ее школу разбомбили и читать она так и не научилась. Семья Вуонга сбежала из Вьетнама, когда ему было два, но, даже несмотря на то что войну он не застал, он знает о ней достаточно, даже слишком – его мать и бабушка привезли войну с собой, в себе. Теперь Вуонгу чуть за тридцать, у него степень по английской литературе, он поэт и пишет роман-письмо о том, как родители передают по наследству детям не только черты лица, болезни и долги, но и прошлое. Сын мигрантов/беженцев проживает как бы две жизни одновременно: свою собственную и вместе с ней – жизни своих покалеченных войной родителей. Один из главных сквозных образов в книге – бегущее к обрыву стадо буйволов. Все буйволы, один за другим, падают в пропасть и гибнут – они словно хотят умереть; главный герой задается вопросом: возможно ли остановиться? Есть ли шанс не упасть вслед за старшими?

Звучит как очередной «роман о травме», каких много, и это правда: в пересказе книга Вуонга выглядит так, что можно играть в травма-бинго: расизм, ПТСР, запретная любовь, каминг-аут, травля, алкоголизм, наркотики, передоз, рак. Но штука в том, что поэтический талант Вуонга настолько велик и уникален, что даже эту, в общем-то, простую историю о бремени чужого прошлого, о невозможности ассимиляции он превращает в нечто особенное – в текст, который хочется читать вслух: настолько точные в нем слова, настолько яркие образы.

Тот случай, когда целое больше суммы слагаемых.

Вьет Тхань Нгуен. «Сочувствующий»

И еще один замечательный пример постколониальной литературы – это совсем недавний роман писателя Вьет Тхань Нгуена «Сочувствующий». И, как я уже говорил, если вся постколониальная литература очень часто заигрывает с метафорой раздвоения, то у Вьет Тхань Нгуена роман буквально начинается так, сейчас процитирую:

«Я шпион, невидимка, тайный агент, человек с двумя лицами. Еще (что, наверное, неудивительно) я человек с двумя разными сознаниями. Я не какой-нибудь непонятый мутант из комиксов или фильма ужасов, хотя некоторые примерно так ко мне и относятся. Я просто умею видеть любой спорный вопрос с обеих сторон. Иногда я льщу себе, мысленно называя это талантом – пусть и не из самых завидных, но других талантов у меня нет»[41].

То есть он в первом абзаце придает своему тексту максимально постколониальное ускорение. Главный герой, сын французского миссионера и вьетнамской женщины, работает двойным агентом – я делаю здесь ударение на слове «двойной», – и вся книга посвящена этому постоянному раздвоению человека, застрявшего между культурами. Герой бежит в США, как бы работает там на своего военачальника, но по факту он крот. Он, конечно же, заворожен Америкой и в то же время постоянно чувствует, как эта страна его отторгает. Там есть совершенно гениальные главы в середине, где героя просят прочесть сценарий фильма о вьетнамской войне, я уже приводил отрывок из них выше. Ему, что называется, предлагают поработать скрипт-доктором, отредактировать сценарий, убрать из него клюкву. Проблема в том, что, когда он читает сценарий, он понимает, что весь сценарий целиком – один большой стереотип о Вьетнаме и что перед ним самая что ни на есть колониальная история, взгляд белого человека на дикарей из третьего мира. Герой пытается поговорить со сценаристом и по совместительству режиссером, у которого в книге нет имени, его просто называют Творец – вот так, с большой буквы, – и он очень похож на Оливера Стоуна.

Герой производит на режиссера впечатление, и его нанимают членом съемочной группы. Даже его девушка говорит: «Благодаря тебе это будет замечательный фильм. Я верю, что ты сделаешь его гораздо лучше, чем получилось бы у них без тебя. Ты можешь повлиять на образ азиатов в кино, а это немало». И он отправляется на съемки, по-моему, в Индонезию. Его задача как бы отвечать за реализм – чтобы вот все как в жизни. Но самое смешное и одновременно грустное – что его совершенно никто не слушает. Каждый раз, когда он пытается прояснить какие-то заблуждения, все кивают, но ничего не изменяют, и даже хуже – в последний день съемок его как будто пытаются убить, выдав все за несчастный случай.

Спустя какое-то время фильм выходит в кинотеатрах, герой идет посмотреть его и с ужасом понимает, что получилась самая обыкновенная пропагандистская колониальная клюква с вьетконговцами и напалмом.