Ночная сучка

Минуту мальчик удивленно смотрел на мать, а потом взвизгнул от радости и последовал ее примеру. Макароны прилипли к его щеке, сыр измазал веки. Он хлопал в ладоши.

Мать продолжала есть, словно в состоянии амнезии, завороженная ощущением наполняющего ее мяса в горле. Мальчик потянулся за кусочком кукурузы, и она тихо, низко зарычала. Он отпрянул, сунул в рот кусочек курицы, задвигал им туда-сюда.

Она проглотила мясо и застонала от наслаждения, всхлипнула и носом подтолкнула гору кукурузы в сторону сына. Он пухлой рукой сгреб кукурузу в горсть, сунул в рот и стал жевать, закрыв глаза.

Она ела, ела и ела, ела с особой звериной сосредоточенностью. Она дочиста вылизала тарелку и, когда встала из-за стола, увидела, что все матери вокруг нее притихли. Даже бизнесмены оторвались от телефонов и наблюдали.

Она вынула салфетку и спокойно вытерла лицо. Она очень глубоко вздохнула. Она будет вести себя естественно, как ни в чем не бывало. Она не расплачется. Не расплачется!

Чувствуя подступающий ужас, она встретилась глазами с мужчиной за соседним столиком, молодым мужчиной со стильной стрижкой, в рубашке с расстегнутым воротником, с мужчиной, возле которого лежал на стуле его портфель.

Проголодались, сказал он, не спросив, а будто вербально ударив кулаком, чуть испуганно припечатав реальность того, что сейчас произошло.

Оу, ответила она, покраснела, быстро отвернулась и попыталась рассмеяться. Ррр! игриво сказала она сыну, не в силах легко хихикнуть. Они же просто играют! Играют в собачек! Она хорошая мать, и это просто игра, сказала она себе, для всех, кто может задать вопрос.

Ррр, ррр! ответил мальчик, его лицо, заляпанное сыром, светилось от счастья. Она потрепала его по волосам, вытерла сыр со щек, и он вновь окунул лицо в тарелку, а мать с очень достойным видом сделала глоток воды.

Судя по всему, окружающие вновь занялись едой, но посмотреть она не могла, потому что это было слишком страшно – такая потеря контроля над собой, такой всепоглощающий голод, утянувший ее в бездну, в иное состояние, где имели значение лишь запах, вкус и голод.

Ладно, тихо сказала она себе, глубоко дыша.

Ладно.

Мама! пискнул мальчик. Он любил ее любой.

Будь собачкой, велел он, и она улыбнулась и вздохнула.

Хватит, сказала она, протягивая ему руку. Пока хватит, милый. Потом еще поиграем. Он гавкнул и вновь занялся едой.

Мать почувствовала, как ей на плечо ложится рука, повернулась и увидела пожилую женщину. От нее сладко пахло пудрой, ее короткие седые волосы были элегантно уложены. В ней было приятно все: легкий макияж и чистые очки, морщинки вокруг смеющихся глаз, пушистый кардиган в летний день.

Как весело быть мамой мальчика! сказала она, и мать рассмеялась.

Да, ответила она. Очень весело.

И какая вы мать, добавила старушка, какая чудесная мать! Так веселитесь с вашим малышом! Помню, были времена…

Спасибо, смущенно ответила мать, изумленная тем, что эта женщина не стыдила ее, а напротив, хвалила и вспоминала что-то свое.

Мы тоже играли в собачек! сказала она, на этот раз обращаясь к мальчику. Мы с моим сыночком! Нам было так весело, и он просто обожал эти игры. Гррр, сказала она, показала мальчику зубы, покачала головой туда-сюда, а потом, хихикнув, потрепала мать по плечу и ушла.

Мать смотрела на пожилую женщину, и ей хотелось, чтобы она осталась, рассказала ей о своей жизни. Вы играли в… собачек? Правда? И люди не думали, что вы странная? Сколько сейчас вашему сыну? В каких вы отношениях? Вы работали, когда он был маленьким? Чем вы увлекались? Правильный ли совершали выбор? Что вы сделали бы иначе, оглядываясь на прошлое? Не могли бы вы рассказать мне, что делать, как быть счастливой и жить полной жизнью? Не могли бы вы рассказать мне, в чем секрет? Я знаю, здесь должны быть секреты, и я хочу узнать их все.

Она едва не расплакалась от желания сесть напротив этой женщины, взять в руки ее старые, мягкие, как следует увлажненные лосьоном руки и задать ей все эти вопросы и много, много других вопросов. Ее собственная мать была далеко, звонила редко, и когда звонила, говорила лишь о саде и о погоде, о том, что дни становятся короче, о том, как они нуждаются в дожде. Однажды, во время беременности, ей захотелось поговорить со своей матерью о родах, о том, чего ждать, о том, как она боится боли, и мать ответила лишь: это тяжелый труд! – и, видимо, эти слова нужно было воспринимать как утешение. Конечно, сказала ее мать, это ужасно, но раз ты родилась женщиной, таков твой удел: делать то, что тяжело, то, что невыразимо больно, и хранить молчание.

Она собрала вещи, вытерла мордочку сыну, поставила тарелки в лоток для грязной посуды, стараясь действовать как можно быстрее, и вслед за сыном выбежала на детскую площадку. Она обвела взглядом площадку и витрины, ища женщину, но так ее и не увидела.

Сын лаял на детской площадке, призывая ее поиграть в прятки. Мать повернулась лицом к солнцу и завыла, потом рванула к нему.

Ты не поверишь, сказала она вечером мужу по телефону.

Ммм? рассеянно спросил он.

Утром на крыльце лежала груда мертвых животных.

Что, прости?