твое последнее письмо очень порадовало нас с Оксаной. Мы долго смеялись, представляя твой душ из арбузного сока в степи. Зная Татьяну, могу предположить, что такой эксперимент ей не слишком пришелся по душе. Оксану даже передернуло, когда она представила ее роскошные волосы, слипшиеся от сахара… Ты живешь совсем в другом мире! Неужели на полпути в Баку так жарко? Нам не представить ни твою жизнь, ни что у тебя перед глазами. Степь, жара… Кавказ — это один из заповедных дальних краев нашей великой России, который мне так хотелось бы однажды повидать.
В общем, я надеюсь, что со своим ночным полком и этими чертовыми По-2 ты не слишком скучаешь по компании твоих старых друзей.
Как мне нравится имя, которым вас наградили фрицы: ночные ведьмы! Как звучит! Дорого бы я заплатила, чтобы взглянуть на рожу немецкого пленного, когда он увидел бы тебя и понял, что имеет дело с женщинами. Еще могу поспорить, что он сначала потеряет голову от любви к тебе, а потом уже потеряет ее по-настоящему… Слухи про ваши подвиги долетают и до наших краев, о вас говорят с восхищением, а иногда и с ужасом. «Ночные ведьмы не боятся ничего, не отступают перед самой серьезной опасностью», — говорят о вас с завистью. Мы с Оксаной за тебя тревожимся.
Аня, сегодня я обращусь к тебе с большой просьбой. С огромной просьбой. О таком просят даже не подругу, а сестру. Мне уже несколько ночей снится один и тот же страшный сон. Вернее, это даже не страшный сон, а дурное предчувствие. Ты ведь знаешь, я не очень склонна к суевериям, но сейчас меня одолевает ужас, гложет тревога. Раньше со мной никогда такого не было. Но когда я очутилась в Сталинграде, даже до первого боевого вылета, я поняла, что отсюда мне не уйти живой. Это меня не пугает. Когда мы шли добровольцами, мы знали, что рискуем жизнью и можем погибнуть в бою. Мы пошли на это ради нашей Родины, и я ни о чем не жалею, но меня неотступно преследует мысль, что перед смертью я не повидаю Костю. Только вы с Оксаной знаете, что у меня есть сын.