Ночная ведьма

Дима снова засмотрелся на фотографию двух молодых женщин с лучезарными улыбками, застывшими в излюбленной позе советских воинов — со вскинутым подбородком и взором, устремленным вдаль. Длинноволосая блондинка и очень коротко остриженная брюнетка. Дорого бы он дал, чтобы заглянуть в их мысли в тот миг, когда был сделан этот снимок.

Вдруг Павел снова бросился к ноутбуку.

— Раз мы почти не нарушаем закон…

Глаза его лихорадочно вспыхнули, и он яростно забарабанил по клавишам. Прошло с полчаса, и Павел поднял голову:

— Бинго! На первые полосы газет Аня Любимова не попала, но ее знала агентурная разведка. Я нашел ее личное дело в секретных архивах НКВД.

Глава 48

Авиабаза под Сталинградом,

декабрь 1942 года

Новый год, 1 января, был единственным из дореволюционных праздников, официально сохраненным советским правительством.

Поводов для развлечения было так мало, что не стоило упускать случай: девушки попросили Веру и Оксану сшить им шелковые платья из захваченных немецких парашютов. Обе они не имели себе равных, когда речь заходила о том, чтобы для каждой летчицы придумать подходящий фасон, выгодно облегавший фигуру. И они знали вкус каждой из девушек. У Веры платье было затянуто в талии. Крой платья Галины умело скрывал ее не слишком изящную фигуру. Сногсшибательное Анино платье удачно обыгрывало ее высокий рост.

Когда в зал вошла Аня, а вслед за ней и остальные молодые женщины, дрожавшие от холода — ткань их нарядов была явно не по погоде, — мужчины забыли обо всем, даже о стаканах с коньяком. Этим людям, существование которых можно было назвать непрерывным самоубийством, так хотелось жить, что они радостно встретили двенадцать полночных ударов, возвещавших наступление нового года, 1943-го. Все полакомились медовыми кексами, которые Галина умудрилась испечь, раздобыв заменитель муки, жир и немного меда. Запас коньяка был приличный, и мужчины быстро захмелели. Женщины не слишком любили коньяк и предпочитали ему водку, так что их накопленные со временем «сто граммов» тоже составили в тот праздничный вечер немалый ресурс алкоголя.

Оксана ни о ком не думала, кроме как о Семенове, а тот, отдавшись магии танго, мазурки и цыганских танцев, забыл о вой­не и сложил оружие перед девушкой, которую полюбил с первого дня. Чем больше Оксана заглядывала в глаза смерти, тем больше она любила жизнь. Семенов был не в силах устоять перед искрящимся огнем Оксаны. Он вдруг понял, что показная легкость летчицы была ее огромной силой и ее темперамент позволял ей выкручиваться из самых жутких переделок.

В прежней жизни у Оксаны всегда было вдосталь и нарядов, и украшений, и духов. Она умела подчеркнуть свою природную красоту, голубые глаза и светлые волосы. При виде ее изящной, точеной фигурки многие готовы были поспорить, что она первая не выдержит сталинградского кошмара. Но с ее лица никогда не сходила улыбка, и ее энтузиазм оставался непоколебим. Пылкий нрав Оксаны превращал ее в несокрушимую воительницу, причем женственность ничуть от этого не страдала. Конечно, на фронте она лишилась дорогих духов и пудры, но ловко научилась находить замену румянам и кремам. Утащенным с кухни кусочком свеклы она проводила по скулам и по губам, возвращая им краски. Чтобы оттенить глаза, Оксана примешивала к жиру немного артиллерийского пороха и, вооружившись маленькой щеточкой, использовала эту смесь для окраски бровей и ресниц. Всю месячную норму перекиси водорода, выдаваемую для обработки ран, летчица не задумываясь изводила на осветление своих прекрасных длинных волос.

— Ну это уж слишком, Оксана! А если однажды перекись тебе понадобится? Речь идет о твоем здоровье! — пожурила ее однажды Софья.

— Неужели ты думаешь, что, если мой самолет разобьется, мне поможет перекись водорода?

Софья расхохоталась, обескураженная такой своеобразной практичностью, на том разговор и кончился. В конце концов, Оксанино кокетство никому не мешало и даже воодушевляло девушек: им казалось, что оно отпугивает вой­ну. Если мы находим силы заниматься внешностью, то остальное не так уж и страшно.

После нескольких зажигательных и неловких танго Вера, Галина и Аня присели за столик в углу амбара, переоборудованного в праздничный зал, и, морщась, пригубили алкоголь, который мужчины опрокидывали залпом. Пьяных пилотов и механиков уже изрядно покачивало.

Аня невольно вспоминала Софью, их последний вечер вместе, тот самый прощальный бал в Энгельсе, когда девушки, не ведая, что их ждет, отмечали отправку на фронт. Обрывки того вечера всплывали в памяти и причиняли Ане острую боль. Вера заметила, что в Аниных глазах блестят непролитые слезы, и воскликнула:

— Посмотри на Оксану! Надо думать, сегодня Семенов втюрился окончательно и бесповоротно!

Троица залилась смехом и чокнулась за веселье их подруги.