Ночная ведьма

Семенов стискивал в объятиях Оксану, уже не в силах сопротивляться своей страсти. Прильнув друг к другу, они протанцевали всю ночь. Взор Оксаны становился все более томным и чувственным. Семенову хотелось прижать ее к себе еще сильнее, и он жалел, что его плечи не так широки, чтобы спрятать Оксану у себя на груди. Ему хотелось, чтобы она принадлежала только ему, а не этому чокнутому миру.

Когда Семенов наконец заговорил, в его голосе зазвучали с трудом удержанные слезы.

— Приказываю тебе отбыть в отпуск, — объявил он. — Проведай в Москве мать и повидайся с женихом. Ты это вполне заслужила. Во всяком случае, запрещаю тебе летать ближайшие несколько дней.

Отпрянув от его горячей груди, Оксана рассердилась, не понимая, почему Семенов хочет ее отстранить от полетов. Потому ли, что она была на гребне славы, или чтобы лишний раз упомянуть пресловутого жениха, которого он приплетал всякий раз, когда они оказывались наедине, и о котором она не хотела больше слышать.

— Нет, только не сейчас. Я не могу уехать. И я… должна отомстить за Софью.

Семенов закрыл глаза. Силы его покинули, он был обезоружен. Именно этого он и боялся.

Ночь шла своим чередом, одни искали забвения в торопливых объятиях, другие — в лишнем стакане спиртного.

Семенов положил руку на плечо Оксане. «Как товарищу», — подумала она. Но от этого прикосновения вздрогнула.

— Ты теперь для них как бельмо в глазу! После статей в «Правде» и «Красной звезде» ты у фашистов на прицеле. Ты слишком знаменита, и немцы бесятся оттого, что их убивают женщины. Чтобы сбить Софью, они пустили в ход четверку самолетов. Ей было от них не увернуться… — Семенов помедлил. — С тобой они тоже миндальничать не станут.

Оксана не знала, что сказать. Достанет ли у нее ярости и уверенности в себе, чтобы выдержать еще одну битву? До сих пор счастливая звезда не покидала ее. Она умела летать, увертываться от врага и изнурять его. И умела поражать цель. Но Оксана поняла, что таланта не всегда достаточно и удача может изменить.

Глаза Семенова излучали удивительный свет, в них были и страх ее потерять, и сомнение в том, что он тоже любим. В них читались все те чувства, которым он не позволял раскрыться в полную силу.

— Что скажет твой жених?

— Что он может сказать? Он погиб во время наступления немцев на Смоленск.

Семенов осторожно взял Оксану за подбородок и приподнял ее лицо.

— Расскажи мне, — мягко попросил он.

— С первых дней вой­ны мы уже были не вместе. Ему не понравилось, что я хочу летать, он пытался меня отговорить. Я была слишком… не знаю… слишком дерзкая, недостаточно хрупкая и женственная на его вкус. Но никто не должен был знать, что между нами все кончено. Я воспользовалась тем, что он был близок к начальнику Генерального штаба, Георгию Жукову. Это меня в ­каком-то смысле защищало и позволяло немного вольничать. Но мы не собирались жениться, он никогда не делал мне предложения. Ничего этого между нами не было. Клянусь тебе…

Оксана секунду помедлила и посмотрела Семенову прямо в глаза.

— Я никогда его не любила, как люблю тебя.

Взгляд Семенова потемнел.

— Любовь? О ней лучше забыть. Любовь — это обещание. Кто может обещать что бы то ни было во время вой­ны? — сказал он и обвел взглядом окружающих. — Я не хочу давать тебе обещаний, потому что могу их не сдержать.

— Но чего ты тогда хочешь? Оставь меня!

Оксана попыталась вывернуться из его крепких рук, но Семенов ее не выпустил.

— Кто может обещать, что вернется? В твоей дружбе с Аней больше правды, потому что вас не связывают обещания. Любовь — совсем другое дело…

Оксана тихо заплакала.

— Я клянусь тебе, что сегодня, этим вечером, я люблю тебя всей душой. Вот все, что я могу тебе дать сейчас. И я никогда не чувствовал себя таким никчемным перед женщиной, которая заслуживает всех богатств мира, которых у меня нет. Это печально. Но если завтра я буду еще жив, я буду тебя любить. Еще один день.

Данные на вой­не обещания были предметом сделки. Некоторые опрометчиво их давали, а потом размахивали ими, как талисманом, перед призраком смерти: «Раз я обещал тебе вернуться, то не погибну». Другие, наоборот, боялись сглазить удачу: «Я обещал вернуться, это принесет мне несчастье».

— Аня, о чем ты размечталась, глотни коньяку, старушка, — заплетающимся языком проговорила Галина.

— Нет, это знаменитая Софья, никакой Ани больше нет! — брякнула захмелевшая Вера и чокнулась с невидимым призраком, выбросив руку со стаканом над Аниной головой и обрызгав платья подруг.

— Нет! Нет! Нет!

Звуки музыки и смеха перекрыл отчаянный вопль. Все замерли. Яростный Костин вопль прервал течение времени.

— Нет, нет, нет! — отчаянно кричал Костя. — Нет, ты не…

Аня схватила ребенка в охапку и зажала ему ладонью рот.

Она вихрем вылетела на улицу и втащила Костю в их землянку.

Освободившись, Костя снова принялся за свое:

— Ты не моя мать! Ты не моя мать! Ты не Софья… Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу! Нена…

Аня не сдержалась и влепила ему пощечину.

— У тебя нет выбора! — рявкнула она.