Ночная ведьма

— Ты должна уехать, Аня! И немедленно! — единодушно твердили девушки.

— Нет, это невозможно. Я должна выяснить, что на самом деле случилось с Костей и Оксаной. Я не могу их оставить, особенно Костю, — в отчаянии повторяла Аня.

— Аня! Это ничего не изменит! — возразила Вера. — Послушай, я… видела, как их самолет упал. Спастись они не могли.

— Вера, я обещала Софье позаботиться о ее сыне. Понимаешь?

Вера молча взглянула на Аню. Та привела несокрушимый аргумент. Вера бессильно качнула головой.

— Возвращайся в свой полк. Это единственная возможность улизнуть от Голюка. Так у него не будет никаких доказательств.

— А фотография в «Красной звезде» — это что, не доказательство?

— У тебя мог быть двой­ник. Отпусти волосы!

— Дай-ка мне координаты их падения, — попросила Аня. — Я вернусь, когда вой­на закончится.

Вера показала ей на штабной карте приблизительное место падения самолета: в расположении противника.

Аня в тот день наплакалась, оставляя 586-й истребительный полк, женщины которого так тепло приняли ее с Костей, а теперь прикрывали ее бегство от Ивана Голюка. Стратегия была нехитрой: посылать политрука из одной землянки в другую, делая вид, будто они уверены, что он разыскивает некую Настю или Екатерину.

У Ани еще оставалось несколько дней до конца отпуска, чтобы вернуться в свой полк ночных бомбардировщиц. Она еще могла послужить своей стране, ведь она для этого и пошла добровольно на фронт. Казалось, судьба жестко возвращает ее к безоговорочному служению Родине: вой­на, и ничего иного.

Аня ушла в сумерках с небольшим рюкзаком за плечами, почти пустым: было так холодно, что всю свою одежду она надела на себя.

Она двинулась по дороге к югу и вошла в ельник. Всплыло воспоминание.

«Россия, она вся такая? Деревья, деревья и снова деревья!» — вздохнул Костя в поезде, когда они ехали к Софье.

Аня улыбнулась этому простодушию, оно иногда проскальзывало сквозь потоки ворчания и оскорблений, которым мальчишка ее окатывал. Она тогда увидела в его восторженных глазах того ребенка, которого любила Софья, прежде чем его душу исковеркали злобные речи и безумие вой­ны.

Аня остановилась, услышав шум. Он не был похож на отзвук ее шагов по хрусткому снегу. Она почувствовала, что неподалеку ­кто-то есть. Белое покрывало, наброшенное на холмистую местность, отражало сумеречный свет, и в нем она заметила идущие гуськом тени. По заснеженной равнине с трудом ползли сутулые черные силуэты, старавшиеся увернуться от белесой пурги, охватившей просторы. Девушка увидела, что последняя в цепочке тень упала и ее тотчас замело снегом. Шедшие впереди ничего не заметили и продолжали ползти в неумолкаемом свисте ледяного ветра, заглушавшего звуки. Ценой неимоверных усилий силуэт наконец поднялся, по-прежнему горбясь от холода. Как знать, поднимется ли он, упав в следующий раз?

Аня до боли сжала кулаки. До линии фронта оставалось около тридцати километров. Если она поспешит, то к раннему утру дойдет. И Аня двинулась на запад.

Глава 57

Цимлянский заказник,

сентябрь 2018 года

Павел провел вторую бессонную ночь, шерстя секретные материалы НКВД.

Все опрашиваемые женщины должны были в конце концов объяснить исчезновение Ани Любимовой и Оксаны Константиновой. По замыслу политрука, одни и те же бесконечно повторяемые вопросы заставят женщин признаться, что подозреваемые дезертировали. Но ни одна ничего подобного не подтвердила. Все твердо стояли на своем: они знали лишь о крушении самолета Оксаны Константиновой, и больше ничего, а о летчице по имени Аня Любимова не слышали вовсе. На газетной фотографии, которую Голюк им предъявлял, все в один голос опознавали Софью Лееву. Их свидетельства полностью совпадали.

По характеру расследования Павел понял, что оно для Голюка имело личный характер. Парень ощутил бешенство этого упрямого, остервенелого человека, стремившегося вырвать у женщин совсем другое признание. Кто знал, на что он был способен, мог ли воспользоваться своей властью… Продолжая читать протоколы допросов, Павел все больше волновался за этих женщин. Он знал, что Аня не бежала, и доказательство тому — ее скелет. Но, возможно, собиралась дезертировать? Может, у нее не было другого способа ускользнуть от тирана? Почему такая озлобленность сконцентрировалась на этих двух летчицах в тот самый миг, когда военная ситуация качнулась в пользу Советского Союза? Больше девяноста тысяч немецких солдат сдали оружие под Сталинградом, вермахт отступал на Кавказе, а Советская армия готовилась перейти в наступление под Ленинградом. Ход событий изменился, и Павлу казалось, что в тот момент было время действий, а не допросов. Он невольно встал на сторону женщин истребительного полка, ведь даже если они лгали, то сколько нужно было смелости, чтобы в открытую издеваться над политруком. Притом что все прекрасно понимали, чем закончатся допросы, если хоть одна из них дрогнет.

Павла взволновал допрос от 16 февраля 1943 года: