Ночная война

Деревня вымерла. С ночи несколько раз порывался дождь, но что-то в этом плане не срасталось, в небесных сферах – прекращался, едва начавшись, поэтому к рассвету особого месива не было. Мощные колёса уверено боролись с грязью – последний легковой внедорожник в полку Бубенцов как от сердца отрывал, но всё же расстался с ним, выслушав резонно лейтенанта: «Хорошо, Шубин, забирай! Прекрасно понимаю, что назад не вернёшь, так хоть используй с максимальной пользой. Ну всё, счастливо оставаться!.. Я тебе не священник – благословлять не буду, но всё равно – удачи тебе и твоим людям!».

Вдоль дороги, обросшей ржавыми лопухами, стояли небогатые избы колхозников, проплывали оградки, сбитые из обломков, непригодных для государственных нужд. Это пространство, между сельсоветом и мостом, за последние два часа, люди Шубина досконально обследовали, блуждали с фонарями, доставали всё необходимое. На сержант Уфимцева можно было положиться – этого парня Шубин ценил и, когда требовалось, оставлял за себя. Герасимов пошучивал: «Не боитесь, что однажды наш сержант захватит власть, поднимет пиратский флаг и сделает вид, что так и было».

Впереди показалась лужа – целое водохранилище для купания деревенских уток, гусей и малолетних ребятишек. Лимясов заблаговременно притормозил, отправил ГАЗик в кювет, стал объезжать созданный природой пруд: вода в этой луже не пересыхала и проверять её на глубину как-то не стоило. Шубин обернулся: отдалилась избушка сельсовета, поползли вереницы плодовых деревьев, частично сохранивших багровую листву – деревня превратилась в призрак. Дорогу молча перебежала собака с поджатым хвостом, забилась под забор, собаки сегодня не лаяли, мяукнула кошка под оградой, блеснули в полумраке зеленые глаза.

«Остаешься за смотрящую», – подумал Глеб.

На заднем сиденье, в обнимку с автоматами, сидели закутанные в маскировочные халаты Лёха Кошкин и красноармеец Шперлинг – обладатель поджарого туловища и непропорционально крупной головы. Обычно говорливые, сегодня они молчали, выжидающе поглядывали на командира.

Шубин плохо знал своих бойцов – текучка была страшная и представление, что в разведке люди живут лучше и дольше, практически не срабатывало. Но в разведке жили интереснее – с этим никто не спорил.

– Молчите, товарищи?.. – на всякий случай поинтересовался Глеб.

Полтора часа назад, в свете фонарей, под скрип перегруженных телег, покидающих деревню, он выстроил личный состав и довёл до каждого предстоящую задачу, дал время вдуматься, потом добавил: что умирать не обязательно, тут каждый решает сам, но вряд ли это ремарка кого-то успокоила. Потом кто-то жадно дымил, кто-то сокрушался, что не написал письмо матери – теперь-то как? Отказников не было, он прекрасно понимал, что люди будут стоять до конца.

– Молчим, товарищ лейтенант… – ломким голосом сообщил что Шперлинг. – А надо что-то говорить?

– Слушай, Шперлинг, – вспомнил Глеб. – Всё время забываю тебя спросить: ты кто по национальности? – на еврея не тянешь, немец из тебя тоже какой-то неубедительный…

– Русский я, товарищ лейтенант, – Шперлинг покосился на оскалившегося Кошкина.

– А подумать?

– А нечего тут думать – с Вологды мы, – произношение бойца было действительно немного окающим. – Испокон веков наши предки там жили… Царица была такая – Екатерина, вот при ней Шперлинги под Вологдой и поселились. Дед был Николай Васильевич Шперлинг, вольным крестьянином трудился. Отец, Василий Николаевич – мастер на железной дороге. Ну и я, соответственно, Василий Васильевич.

– Как всё сложно у тебя… – поцокал языком Кошкин.

– Ничего сложного, – буркнув Шперлинг. – Наливай, да пей!.. Эй, Лимясов, дурья башка, ты чего так разогнался?

Водитель явно передавил акселератор: машина прыгала по кочкам, грязь летела из под колёс.

Жилые дома закончились, теперь тянулись: колхозными постройки; овины; свинарники; площадки для просушки и хранения сена; силосная башня, сбитая из горбыля; справа барачное здание ремонтной мастерской; прямо по курсу, на уровне моста, здоровый колхозный амбар, дощатое вместительное строение, высотой с двухэтажный дом, имеющее ворота на торцах, и островерхую крышу. Амбар окружали горы мусора, штабеля досок. В сером воздухе перемещались силуэты людей в маскировочных халатах, что-то позвякивало: на амбаре, работало отделение младшего сержанта Кочергина – каждый знал свое место.

– Как у них всё серьёзно, – хмыкнул Кошкин.

Пространство насыщал исконно русский запах – навоз, гнильца, прелая трава. В деревне не осталось никакой живности – давно порубили на мясо, отдали солдатам, только беглый петух пробежал и спрятался. Но запахи остались и вытравить их могло только время.