Ночная война

– А ты откуда знаешь? – озадачился худощавый, остроносый Шуйский.

Вопрос поставил Герасимова в тупик, он даже не нашёлся, что ответить.

– Пятьсот лет до нашей эры… Что-то ты загнул Серёга, – недоверчиво протянул Лимясов. – Кто же сейчас об этом вспомнит?.. Выдумал, признайся?

– Признаюсь, выдумал, – согласился Серёга. – Сижу тут, делать нечего, выдумываю красивые легенды…

– Никаких крепостей и «Фермопил»! – отрезал Шубин. – Наша задача: задержать противника хотя бы на час, чтобы полк успел уйти в леса. Задачи погибнуть, не ставлю – какой мне прок от вас, мёртвых?

Взвод выдвинулся к реке, рассредоточился на заранее подготовленных позициях, двое побежали на фланги. Сохранялась вероятность, что противник решит усложнить себе жизнь и пустится в обход.

Обер-лейтенант лежал в грязи с распахнутым ртом, скрюченная длань ещё тянулась к телефонной трубке, свисающий с рации. Идея была интересной, Глеб опустился на колени, осторожно взял трубку – эфир трещал как печка. Сквозь стрельбу помех доносил сломанный голос, он срывался на истерические нотки. Глеб перехватил взгляд сержанта, выразительно покрутил рукой: мол, постреляйте тут, пошумите. Уфимцев сделал понимающее лицо, стал сигнализировать находящимся рядом: дескать, салютуем! Красноармейцы открыли огонь в воздух, стали орать, воцарился невообразимый гвалт. Шубин схватил трубку прижал к уху: «Висла, я Шпрее… Где вы? Что у вас происходит? – монотонно бубнило радио-телефонист во вражеском расположении. – Немедленно доложите: что у вас происходит?».

«Шпрее, я Висла, – прохрипел Глеб умирающим голосом, он намеренно коверкал речь, изображал раненого – может не обратят внимание на акцент. – Шпрее, мы попали в засаду, здесь много русских».

«Висла, где обер-лейтенант Горвец? – заорал телефонист. – Что у вас случилось, чёрт возьми?».

«Обер-лейтенант Горвец погиб! – Шубин яростно жестикулировал бойцам, чтобы прекратили ржать. – Русские заманили нас в ловушку, мы находимся в деревне за мостом… Они его взорвали, мы больше не можем сопротивляться… Здесь очень много русских – не меньше роты… У них гранаты, станковые пулемёты, они обороняют всю деревню… Мы видели несколько замаскированных орудий, не пытайтесь атаковать с ходу, это бесполезно… Дождитесь подхода основных сил… С нами всё кончено…». И чуть не вырвалось: – «Прощайте, товарищи!».

Собеседник на другом конце ещё пытался что-то сказать, но у лейтенанта пропало настроение продолжать беседу, он захрипел, застонал, потом со всей дури саданул трубкой по обводу коляски – трубка треснула и развалилась. Красноармейцы прекратили изводить патроны, с интересом воззрились на командира.

– О чём говорили, товарищ лейтенант? – деловито осведомился Уфимцев.

– Рекомендовал воздержаться с наступлением, поскольку в этой деревне собралась «половина» Красной Армии.

– Так они вам и поверили!.. – хмыкнул сержант. – Врун вы, товарищ лейтенант… Но вообще, ловко это придумали.

– Ну не знаю… – поскрёб затылок Серёга Герасимов. – По системе Станиславского, я бы вам поставил троечку, да и то – с натягом. Так бы неуд, но за наглость ладно – три. Выговор у вас, товарищ лейтенант, отнюдь не рейнский, я бы даже сказал тамбовский… Впрочем может сработать – кто его знает?

– Успеем баньку принять!.. – пошутил Кошкин.

Глава пятая

Разгром колонны и шальная радио-игра были удачными ходами, но дальше начался кошмарный сон. Время выиграли – порядка 45-ти минут, пусть немного, но здорово. Полк уже далеко – пусть уходят. Крамольные мысли забирались под черепушку: продержаться ещё полчаса, а потом валить к чёртовой матери из этой деревни!

Больше всего на свете Шубин ненавидел жертвовать своими людьми: сам не мог погибнуть, а подчинённый и начальство гибли в ужасающих количествах, не успевал привыкнуть к людям. Почему бы в качестве разнообразия не вывести весь взвод? Он кусал губы гипнотизировал циферблат: «Как бы подогнать эти чёртовы стрелки?».

Взвод рассредоточился вдоль берега, бойцы продолжали зарываться в землю – чем глубже, тем лучше. Грунт под слоем грязи был сухой, приходилось откалывать кусками, благо сапёрные лопатки имели обыкновение затачивать. Шипел сержант Уфимцев: «Хватит тут барахтаться… Что вырыли, то вырыли… Раньше надо было думать. Всем затаится!». Красноармейцы припали к амбразурам, напряжённо всматривались.

Ветер утих, дождевые тучи поворачивали на юг, но небо продолжала устилать монохромная серость. На другой стороне реки затрясся тальник: кто-то, пригнувшись перебежал дорогу дальнейший сдавленный окрик: «Не стрелять!». Высунулся ефрейтор Седых, помахал рукой…

– Он нам привет передаёт? – не понял Кошкин, тоже за махал: давайте, мол, сюда.

Дозорные высыпали на берег: Седых Вершинин, Мжельский, бросились к мосту, встали как вкопанные…

– Эй, вы что с мостом наделали? – возмутился ефрейтор.

– Временно удалили, – отозвался Шубин. – Вопрос в другом, Седых: Почему вы ещё там?