Любовь осветила все вокруг нас, и Наани преклонила возле меня колени, не отрывая от меня взора, со смирением принимая все величие моей любви, преображая ее и возвышая… казалось, что я был для нее всем: миром, временем и пространством.
И Дева протянула ко мне руки, в глазах ее искрились слезы, которые никогда не будут пролиты, и она приникла к моему сердцу, и мы притихли, потому что нуждались лишь в том, чтобы быть рядом. Воистину там, где двое связаны любовью, не будет нужды и недостатка, но только вечная полнота.
Истинно, в этом была моя Надежда на то, что пришло Потом – на полноту счастья и радости; ведь все скорби и горести лишь очищают и совершенствуют живущих, извечно приготовляя нас для еще более великого воплощения.
Наконец Наани мягко высвободилась из моих объятий и с тихой лаской омыла мои раны и тело.
А потом мы ели и пили, счастье и великое спокойствие овладели нами; казалось, что мы покоились среди мира и полного довольства. И я думал тогда о той красоте, которую мы оба даровали друг другу. В той жизни мне ни разу не приходилось целовать какую-нибудь Деву, Наани была у меня первой, как и я у нее. Она сторонилась мужчин, казавшихся ей чужими, но мы настолько подходили друг другу, что души наши как бы дополняли друг друга, не зная тайных уколов, которые могли бы разделить наши сердца.
И истинно, я вспомнил о своей недавней ревности; нетрудно было видеть, что она никогда не отдавала себя другому и не могла легко сдаться, ведь душа ее принадлежала мне целую вечность. Возможно, так будет когда-нибудь со всеми людьми. Только с нами произошло великое чудо: мы встретились рано, познали предельную боль разлуки и встретились снова – у конца Времен.
С великой жалостью обращаю я мысль к тем, кто не встретил возлюбленного или возлюбленной. Быть может, они не хранили себя для Любимого или Любимой, а легкомысленно проматывали сокровища, предназначенные для Единственного; не знающим любви не понять той Святой Славы, которую обретает тот, кто приходит к Возлюбленной и говорит: возьми все твое, что я сберег для тебя. Тогда Возлюбленная принимает дар и помнит о нем. Но особенная скорбь ждет легкомысленных, не ждавших Возлюбленную; им суждено сожалеть о том, что они не сохранили святую долю, положенную Любви; сожалеть и стенать: если бы мы знали, если бы мы только знали!.. Но и эту боль ждет конец, если им суждено встретить истинную Любовь. Такова власть, дарованная Любви, придающей всему сладость и величие, пламенем своим сжигающей все ничтожное, и если все в мире встретят Возлюбленного – сгинет легкомыслие и останутся только Радость и Благородство, не знающие конца.
Есть одна тонкость, которую я, быть может, недостаточно продумал; насколько мне известно, ошибавшихся, но ставших на верный путь ждет большее величие за перенесенную боль; и пусть это ободрит вас, знающих, какие ужасы мне пришлось пережить. Боль свидетельствует о развитии и разрушении, а любовь преобразует человека в тем большей степени, чем больше он нуждается в этом, а сильная боль и преобразует сильнее.
Итак, я не хочу, чтобы вы полагали, что Возлюбленный уже пришел, храните же себя и умножайте, чтобы встретить Любимого в ваш день, чтобы выразить свою любовь во всей подобающей красе и счастье; тогда вам удастся избегать горшей боли. Но хватит слов. Воистину, когда придет ваш собственный день, вы сами поймете меня во всей простоте Истины, а пока я хочу лишь предостеречь вас и попросить позаботиться о себе ради будущего счастья. Если же вы не хотите прислушиваться ко мне… что ж, поймете потом.
Так думал я, лежа возле Наани, и поняв, что проявляю излишнюю серьезность, решил покориться тому предельному счастью, которое осенило нас в той Стране Морей.
Когда мы покончили с едой и питьем, Дева помогла мне сесть, подперев мою спину иссохшим древесным стволом, который ей нетрудно было пододвинуть ко мне. И Наани села возле меня, и рука моя естественным образом обвила ее талию. Дева сияла от счастья, а в сердце моем пела нежность. Подхватив рукой ее пышные волосы, я рассыпал их по своему плечу… мы смеялись, как двое детей, ибо такими сделала нас любовь, и наши руки соединились под покровом ее волос.
Весь день мы провели на удивление счастливо, кроме недолгого мгновения, когда на берегу появились Горбатые – как раз на той плоской скале, где разразилась схватка; чем они там занимались, мы не разглядели; однако в конце концов они убрались восвояси, явно не заметив нас, после чего мы их уже не видели и целиком погрузились в счастье.
На десятый день я настолько поздоровел, что сумел пройтись по острову. Наани сопутствовала мне, заставляя отдыхать после недолгих прогулок.
После Наани принесла мне панцирь, который успела почистить до блеска; впрочем, металл был покрыт вмятинами и разрывами, и там, где чудовищная сила Горбачей позволила им пронзить броню своими острыми камнями, во все стороны торчали зазубрины.