Я не знал, смогу ли снова надеть панцирь. Удивительно прочный доспех сохранил мне жизнь в столь жуткой схватке, и нельзя было исключить, что он еще раз спасет мне жизнь; нужно было лишь выпрямить металл и разогнуть зазубрины, способные ранить меня.
Мы вместе подумали, а потом взяли то полено, которое Дева подкладывала мне под спину, и сделали его наковальней, а окатанные камни послужили молотами. Весь тот день мы – не без передышки – трудились над панцирем и постепенно вернули ему форму, а зазубрины сгладили так, что в конце концов я мог уже надеть свой доспех.
В одиннадцатый раз проснувшись на острове – наутро, как принято у нас говорить, – мы с Девой долго обсуждали дальнейший путь. Я еще не вернул себе прежние силы, однако нам следовало уходить, и я естественным образом опасался, что мы можем встретиться с опасностью и я не сумею с ней справиться.
Наконец, после долгих раздумий, Дева выкрикнула слово «плот», которое было уже готово сойти с моих уст. Нас осенила великолепная мысль. На воде мы избегали встреч с Горбатыми, могли отдохнуть, а при необходимости и переночевать, не заботясь о своей безопасности. К тому же работать веслами мне было бы легче, чем идти на ногах.
Обсудив эту мысль, мы оставили панцирь и пошли к плоту, чтобы определить, хватит ли нам сил сделать его более крепким, отделив себя надежной преградой ото всех чудовищ, которые могли обитать в воде.
Потом мы вместе пошли в обход нашего островка, разыскивая кусты с длинными и гибкими ветвями, пригодными для плетения. Увы, ничего похожего на всем острове не нашлось, и тревогу мою умерило лишь то, что мы обнаружили достаточное количество тонких и стройных деревьев, годных на жерди.
Когда мы обошли весь остров, но так и не нашли ничего подходящего, Дева сказала с милой улыбкой, что нам придется отрезать ее волосы и наплести из них веревок. Но едва слова эти сошли с ее губ, я обнаружил способ достигнуть цели: трава, которая в изобилии росла повсюду, поднимаясь до моего пояса, а на кочках и до головы, оказалась удивительно крепкой.
Весь тот день мы занимались заготовкой веревок: резали траву, переносили охапки в наш лагерь. Дева научила меня плести, и мы сращивали плети, чтобы веревки получались нужной длины.
Весь тот день мы провели в счастливых трудах, но когда настало время сна, оказалось, что Дева сделала в два, а то и в три раза больше меня; и Наани, став рядом со мной, поцеловала меня, чтобы я не расстраивался из-за того, что отстал в работе.
А на следующий день, двенадцатый, я взял Дискос и срубил шесть деревьев, а Дева тем временем плела свои веревки, чтобы не отходить от меня; когда я срубил шесть деревьев, она велела мне прекратить это дело, чтобы не растревожить раны, которые заживали весьма скоро.
Остаток дня мы правили панцирь и провели его в полном довольстве и счастье.
На тринадцатый день я пересчитал таблетки и нашел, что нам хватит еды, если не медлить в пути к Могучей Пирамиде. Теперь я ел не более чем обычно, хотя Наани уговаривала меня и даже ругала, пытаясь заставить есть больше. Однако я не изменил своего решения; я твердо знал: пока жизнь еще обитает в моем теле, я не позволю моей Деве голодать в пути.
Утром четырнадцатого дня мы принялись за работу – сразу после того, как ели и пили и моя Единственная осмотрела мои рубцы.
В тот день я срубил еще семь деревьев, доведя число стволов до тринадцати, обрубил с них ветви; после чего отсек от корней двенадцать деревьев потоньше и еще два самых тонких, которыми намеревался грести. Дева сидела возле меня, не прекращая плести.
Занятая своим делом Дева беседовала со мной, а я, сидя возле нее, орудовал ножом. Срезав кору, я укрепил на конце одной из жердей поперечину, которую закрепил веревками и колышками.
А потом взял кусок коры длиной примерно с мое бедро и, оставив широким один конец, заострил другой; после, проделав дыры по всей длине коры, привязал ее к валу, получив доброе весло длиной, наверно, более десяти футов.
Закончив с лопастью, я взялся за рукоятку, обстругав ее, чтобы древко умещалось в руках Девы – шутливо причитая, обвиняя в том, что она заставила меня потрудиться, я подогнал весло по маленьким ладошкам Наани.
Однако Дева разом пресекла мое веселье, закрыв своими ладошками мой рот; я расхохотался, и она вновь взялась за плетение.
Закончив одно весло, я сделал другое – грубое и тяжелое, более подобающее моей силе – и был весьма доволен результатом своих трудов, на которые меня подвиг более разум, чем память; мне приходилось пользоваться подобными предметами на тихих озерах Страны Молчания. После мы вместе занялись плетением веревок – не прерывая беседы, но и не забывая про еду; ну, а после дневных трудов улеглись спать.
На шестнадцатый день мы встали, умылись, пили и ели. Дева оглядела мои повязки и решила, что, хотя раны зажили, мне еще рано перенапрягать свое тело. Мы поплясали от радости, а потом Наани принялась помогать мне сооружать плот.