Однако многое – а возможно, и все – зависит и от обстоятельств, и от условий. Тем не менее каждому существу присуща своя внутренняя сила, которую могут исказить скверное воспитание и порочные плотские связи – ведь мерзкие Чудовища Ночной Земли были потомками и людей, и зверей. Впрочем, скрещивание не всегда дает чудовищные плоды, но чаще всего остается бесплодным. Итак, каждому существу присуща своя внутренняя сила, таинственным образом определяющая его природу. И если вам нужен пример, я назову Человеческий Дух… вне зависимости от того, считаете ли вы его причиной Жизни или только Результатом воздействия природных условий, там, где обитает сей Дух, есть и человек. И не следует думать, что человек представляет собой нечто постоянное; иногда, не слишком отличаясь от нас с вами по виду, он бывает совершенно неразвит в высоких материях, потому что не испытывал потребности в них. Но высшие потребности человеческого духа возвышают и плоть, которая, в свой черед – и в наши времена, и в том далеком будущем, о котором я повествую, – воздействует на дух. Но никакое развитие никогда не сделает из человека нечто иное: у всего есть предел, а в особенности у человека. Впрочем, мне кажется, что линия развития человека соединяет две точки, не слишком далеко отстоящие друг от друга. Да, человек может быстро перенестись из одного места в другое и столь же быстро вернуться обратно, а завтра сможет сделать это еще быстрее, однако если мне возьмутся доказывать, что человек некогда был рыбой, я не усомнюсь в своей правоте. Я не могу согласиться с тем, что человек был истинной рыбой, тем самым изменив собственную природу. Он мог лишь приспособиться к необходимости, во всем сохранив в себе человека. Надо еще доказать, что человек мог утратить свое нынешнее обличье и приобрести чудовищный вид… Впрочем, я готов к любому спору и готов выслушать любые аргументы, однако соглашусь лишь с той точкой зрения, которую одобрит мой собственный разум.
Надеюсь, вам ясно, что речь идет не о том, что будет После Смерти, – я говорю о нашей нынешней жизни. Как знать, насколько человек способен приблизиться к Красоте, а я жду чуда: воскресения и продолжения своего бытия в том радостном мире, который иногда и лишь издали приоткрывается нам с вами, когда в истинной святости мы стоим рядом – Любимая и Любимый.
Теперь я вновь продолжу свою повесть, завершив это отступление от темы, потребовавшее объяснения, потому что корнями оно уходит в мою собственную историю.
Кроме морского зверя нам удалось увидеть с воды и другие удивительные вещи: посреди моря поднималась огромная огненная гора, возле которой нам пришлось плыть. Здесь море кипело, но не повсюду, и два десятка великих струй взмывали на чудовищную высоту; вода у плота ревела, невзирая на разделявший нас простор, а у подножия огненной горы она гулко бурлила, словно бы там со дна повсюду вырывались газы; великие силы бушевали в недрах этой страны. Миновав могучую гору, мы долго еще оглядывались на нее…
После этого ничего примечательного с нами не было, разве что мне пришлось проявить особое внимание там, где большое море разделялось на несколько меньших: нужно было не перепутать проливы.
Естественно, я показал Деве оба места своих прежних ночлегов, и она, как всегда, проявила внимание и заинтересованность.
После четырех добрых дней путешествия по воде мы приблизились к отлогому берегу неподалеку от начала подъема в Нисходящее ущелье. Сие произошло на десятом часу дня, а, как вы помните, именно в десятом часу наш плот отчалил от островка. Вода предоставила нам покой и безопасность, и я был бы только рад, если бы продолжение путешествия сулило нам столько удовольствия. Однако нас ждали многочисленные опасности. Оставалось укрепить отвагой свои сердца и устремиться к победе. Ведь дома, в Великом Редуте, нас ждало счастье – достойное воздаяние за перенесенные труды.
Мы с Девой долго стояли на плоту, не зная, увидит ли когда-нибудь этот Край хотя бы еще один человек. Мы переглянулись, и Дева срезала на память щепку с одного из бревен.
Потом мы перенесли свое снаряжение на берег, и Дева помогла мне снова надеть панцирь; ранец и кисет вновь оказались за моей спиной, а Дискос в руке; приготовлялась к пути и Дева, узелок ее заметно уменьшился, но нож был в ее руке.
И Дева преклонила колени и поцеловала плот, вновь предаваясь воспоминаниям, снова расставаясь с тем, что до сих пор было частью ее жизни; посочувствуйте и вы ее скорби. Я со всей лаской и нежностью помог Наани подняться на ноги и повел вперед – ей была так необходима моя рука, – к зиявшему чернотой ущелью.
В нескольких милях справа от нас начинался склон невероятно огромной горы, на самом верху которой в чудовищном мраке горели четыре горки поменьше. Вниз от каждой тянулись откосы пепла, выброшенного за целую вечность. Дева долго удивлялась этому; никому из людей не приходилось видеть столь великого чуда.
Поднявшись уже к широкому входу в ущелье, мы немного прошли вперед в темноте, там, где ущелье изгибалось, уходя налево во тьму.