Ночное зрение

Теми же днями к Ане подошел чернобровый парень с обагренными румянцем щеками. Он был красив, высок и самоуверен, вечерами разгуливал по проспекту с разными девушками, а летом Аня видела его в форме морского пехотинца. Только такого Аня и могла полюбить, сдерживая страх.

— Трудно жить красивой? — спросил он с широчайшей улыбкой.

— Проживем, — Аня не прекратила работы, только стала делать ее бестолковей.

— Дай-ка мне топор…

— Это не топор, а пешня…

— Дай! — сказал он и неумело, сильно стал долбить. Но вскоре устал и полез в кожан за папиросами, говоря: — А почему это у тебя по ночам свет горит? Ты же комсомолка, а за экономию электроэнергии не борешься…

— Читаю, — ответила Аня, отгоняя от лица клубы дыма и уже не в первый раз удивляясь людской осведомленности.

— Нет, — сказал парень, — неправда. В той комнате до тебя жил старик, он умер летом. Так? И ты боишься темноты… — И он так здорово расхохотался, что Аня не смогла рассердиться, а поразилась: умный такой и красивый. Тогда она тоже задала вопрос:

— А почему ты в форме летом расхаживал?

— Перед демобилизацией приезжал сдавать вступительные, да ума не хватило, — серьезно говорил парень. — Неспособный я к паукам. Дефективный. — Он с горечью затоптал окурок, потом глянул на Аню, подобрал окурок и спрятал его в спичечный коробок. Она ответила ему теплым взглядом.

— Я по два года в каждом классе сидел. Как и ты…

— Я? — Аня погрустнела. — Я хорошо училась.

— Так и я хорошо! — горячо заговорил парень. — Меня Слава зовут… Но выскочки кругом: руки тянут! И мне хороших отметок не хватало. Не могут же их всем ставить, правда?..

Аня увидела возле противоположного угла дома домоуправ-шу, испугалась, потянула к себе пешню:

— Уходи скорей! Дюймовочка меня съест!..

— Як тебе вечером в гости приду, — пообещал Слава.

Она ждала его всегда, а он приходил редко. Занятно говорил о любви и верности. Все у него было просто и легко.

Аня набралась смелости и спросила однажды:

— Скажи: зачем ты ко мне ходишь? Хочешь исковеркать мою жизнь?

— Да разве это жизнь? — хохотал он, делаясь еще красивей.

Аня рассердилась:

— Уходи. Я больше не буду тебя пускать.

Слава обиделся и ушел среди ночи. Она же не спала до утра, ревновала и боялась, что на него нападут хулиганы, испортят лицо.

Он не приходил с неделю. Потом пришел мрачный. Долго молча перебирал гитарные струны, пел песни без слов, пока не сообщил, что пришел попрощаться перед отъездом на БАМ.

— На БАМ? — Аня обрадовалась, что он заговорил, и огорчилась, вспомнив бабушку Пинджукову. — А зачем?..

— А зачем вот вы в города летите, как бабочки на мед? — зло спросил Слава. — Чего вот ты хочешь достичь?..

— Мухи, а не бабочки, — растерянно поправила Аня.

— Тем паче, — поморщился он. — Летите из своих деревень, глупые… А как выжить-то, не знаете. Вот тебе мой новый адрес — приезжай. Будем строить магистраль и совместную жизнь.

В эту ночь он остался в комнате подавленной Ани.

В эту ночь дом загорелся.

В двери Ани стучались соседи по квартире, звали ее, а она плакала, думая: увидят его, увидят!..

Все стояли и смотрели, как ухнула в небытие половина двухэтажки, как суетятся молодцы-пожарные, как Слава, поливаемый водой из шлангов, бегает в огонь и вытаскивает на улицу Анин скарб, как он стоит рядом с ней и смеется, зажав под мышкой медную чеканку. На его пальто звенели ледяные медальки. И Аня решила доказать этим ротозеям, следившим за ее личной жизнью: нате, смотрите. Она попросила Славу:

— Дай мне сигарету! Все пялятся, как…

Он дал сигарету и, не прощаясь, ушел во тьму декабрьского утра.

Погорельцев временно разместили в частных домах. Два дня Аня ждала, но он не пришел. На третий день Аня пошла к бабушке Пинджуковой и все ей поведала. Та повертела в пергаментных руках записку с адресом:

— Эх, Анька, Анька! Думаешь, ты одна такая дура? Собирайся, дуреха, поезжай и найди его и выйди за него замуж! Там, на БАМе, жизнь, там школа. А дворником комсомолке — срамотища! Э-эх, дура.

И напекла пирожков Ане на дорогу, но дорога оказалась не такой скорой, как предполагала бабушка. Нужно было рассчитаться с домоуправлением, сдать инвентарь, получить расчет. И пирожки были съедены на месте.

Потом Аня Арентова ехала в поезде Москва — Владивосток по указанному Славой адресу. И если бы ее спросили, зачем она едет на БАМ, то она ответила бы, что за Славой.

Поселок, куда приехала Аня, находился почти в ста километрах от столицы Центрального участка БАМа. Магистраль ушла далеко вперед, а пристанционный поселок еще строился, омолаживался. Огромные автомобили возили песок к растворному узлу, но того, кого искала Аня, среди шоферов не нашлось. Аня съездила на речку, где черпал песок «драглайн», но там машинистом был пожилой Слава.

Заведующая почтой ушла в декретный отпуск, и Аня временно оформилась на ее место. Она надеялась, что от Славы придет какая-то весть, в тощих пачках писем мелькнут его имя и фамилия.