«Ночной человек»

— Один как перст, так тебе и легко смеяться. А тут большой вопрос получается… Коли интересуетесь, старший сержант, рассказать можно… Получилось так, что одному нашему товарищу жена писать редко стала: холодность от нее пошла. Ну, он рассердился, приревновал и написал ей письмо. И в том письме строгий приказ дал, чтобы она немедля патефон продала. Дело так получилось: перед самой войной купил он патефон, чтобы дома веселее было. Вот сейчас и требует от жены, чтобы она не веселилась. «А то, говорит, ты там фокстроты слушаешь, и может быть, с молодыми людьми танцуешь, а мне здесь кровь проливать приходится». Вот у нас и получился разговор: прав этот товарищ или неправ вовсе?

— Жене он, значит, не верит, — добавил Евстигнеев.

Вопрос о продаже патефона решался всеми серьезно: большинство полагало, что требование о его продаже было справедливо.

— Какое мнение у вас по этому вопросу будет? — обратился к Засухину Коптев!

Засухин обдумал и медленно выговорил:

— Патефон ни при чем… если на человека надежды нет — дело иное, а музыка и веселье — само собой. Пусть жена утешается…

— Зря, значит, он потребовал патефон продать?

— Зря.

Засухин как неожиданно присел к солдатскому кружку, так и поднялся. Остановившись против Евстигнеева, он некоторое время молчал, точно пытаясь его рассмотреть в потемках, потом сказал:

— А тебе, парень, вот что скажу… Коли дружить со мной обдумал, в следующий поиск вместе пойдем. За тебя у старшего лейтенанта говорить буду…

Не дожидаясь ответа, Засухин медленно отошел от солдат.

Слова его, обращенные к Евстигнееву, так поразили всех, что некоторое время стояло молчание.

Первым выразил удивление Коптев:

— Видал? В товарищи зовет… Доверяет тебе, значит.

Евстигнеев на этот раз ответил коротко и просто:

— Чего же? Не сдрейфлю…

18

Начинался новый знойный день. Позади леса ударило наше тяжелое орудие. Потом последовало молчание. Трофимов вытянул руку, чтобы посмотреть на часы и заметить секунды. Но не успел — земля сразу же была придавлена тяжестью слившейся в непрерывный гул канонады.

С командного пункта было отчетливо видно, как поднимались темные столбы разрывов над дальней рощей, над дорогой, над селом Ряхово. Они вставали все чаще и чаще, пока бурая пыль и черный дым пожаров не закрыли видимое отсюда пространство фронта. Можно было рассмотреть только отдельные разрывы, крошившие ближайшие дзоты противника.

Миусов стоял на коленях рядом с Трофимовым.

— Дайте распоряжение, чтобы немедленно прислали на командный пункт старшего сержанта Засухина.

Миусов не расслышал, — так гудело под каской, глубоко надетой на голову.

— Что?

— Засухина ко мне! — прокричал Трофимов.

— Не слышу, товарищ старший лейтенант!..

— Засухина!!!

Десять, двадцать, тридцать минут артиллерийского боя…

Взводы размещены по исходным рубежам и ждут сигнала.

Трофимов видел, как перебегали солдаты. Движения их были резки и быстры.

Канонада стихла почти так же неожиданно, как и началась, но тишины не наступило. С оглушающим, быстро нарастающим ревом над лесом шли штурмовики. Их черные тени неслись по лугу и по облакам пыли. И снова — треск выстрелов и сливающийся рокот разрывов.

Поднявшийся с земли, бледный как полотно телефонист махнул рукой:

— Огненный вал дают!

Телефонист оговорился, сказав «огненный» вместо «огневой», но Трофимов не заметил оговорки.

Смешно раздувая щеки, со свистком во рту, с пистолетом в руке мимо Трофимова пробежал командир первого взвода. Было слышно, как кричали «ура» взбегавшие на высоту солдаты.

— Командный пункт переносится. Позиция — отдельное дерево и лощинка левее высоты!

С нового места село Ряхово казалось совсем близко; отсюда глаза хорошо различали разбитые стекла окон и обломанные ветви деревьев. Большая часть села скрывалась в дыму непрерывных разрывов и пожаров.

— Первый взвод, в атаку!.. Второй взвод, в атаку!

Пока все развивалось так, как было намечено. Но Трофимов по опыту знал, что в продуманную схему боя обязательно ворвется что-нибудь непредвиденное, порожденное чужой волей — такое, что нужно будет предугадывать и преодолевать.

И это непредвиденное наступило. Неожиданно с правого фланга, из развалин старых конюшен, казавшихся совершенно пустыми, застрекотали станковые пулеметы противника. Было видно, как под кинжальным огнем упали два бойца третьего взвода. Солдаты залегли на огородах, и почти сейчас же по зеленым бурьянам, где они скрылись, ударили первые мины. Половина роты была прижата к земле.

— Подавить огневую точку противника!

Минометчики начали пристрелку по обнаруженному вражескому доту, но в разгар боя не могло быть речи о его быстрой ликвидации.

Трофимов повернулся и увидел совсем рядом бледное и совершенно спокойное лицо Засухина.

— Вот куда ихние саперы шли… Раньше у них здесь точки не было, — проговорил разведчик, рассматривая развалины. — Обязательно укротить надо… Подержите документы мои!..

Еще плохо понимая Засухина, Трофимов взял потертый кожаный бумажник.

— Что вы хотите делать?

— Точку уйму… Сейчас управлюсь.