Ночной фотограф

– Начальник, не шути. Эй, чмо, пойдём, – он обращается ко мне и у меня подкашиваются ноги. Они подходят всё ближе.

– Я сейчас тебя подырявлю немного, – говорит майор тому, что ближе, – и получу премию и отпуск, а ты сдохнешь в муках. Ясно? – Дуло уже пристально уставилось в живот подошедшему. – Валите на хрен отсюда.

Прохожие обходят нас стороной, делая вид, что ничего не происходит, и они не видят оружия, и не понимают, что происходит. Это их не касается, что-то случайно забрело на их территорию.

– Начальник, продай нам его, – лезет во внутренний карман.

– Руки, – Звягинцев напрягся.

– Да что ты, я за бумажником.

Нервы майора сдают, и он рукояткой пистолета заряжает боевику прямо в висок. Тот секунду качается на подкашивающихся ногах и валится лицом на мёрзлый асфальт. Второй примирительно выставляет вперёд руки и пытается отступать, но майор, уже в открытую, выставив пушку на вытянутых руках, кричит:

– На колени, руки за голову.

Качок послушно опускается на землю и сразу же получает удар по затылку. Падает рядом с товарищем.

– Вперёд, – командует майор и мы бежим к его машине.

Быки сиротливо лежат без движения. Прохожие всё так же не замечают их, издали переходя на другую сторону улицы.

– Ты видишь? – говорит майор, заводя машину, – ты популярен. Твоя башка стоит денег. Наверное, немалых. А ты расхаживаешь по городу. Тупой мудак. Я же сказал – сиди и не отсвечивай.

Я только сейчас начинаю осознавать серьёзность ситуации. Если бы не мой спаситель, меня через час уже калечил бы Борман. В гараже с постеленным на пол целлофаном. А потом на стройке нашли бы изувеченное тело, нанизанное на торчащую арматуру. Несчастный случай. И, насколько мне известно, такие дела списываются и не расследуются. Смотрю на майора, в котором тоже ещё играет адреналин. Что ему нужно от меня? Он мне кажется ничуть не безопаснее тех парней, лежащих сейчас на тротуаре.

Почему я ещё здесь, в этом опасном городе? Что я жду, что держит здесь? Неужели я привязан к этим унылым коробкам многоэтажек, грязи на улицах и неприветливым людишкам?

Скорее подсознательно, чем умом, вижу ответ на эти вопросы. Пока я втянут в эти непонятные махинации, не смогу я уехать, а если и уеду, то найдут меня там и сбросят с шахматной доски, как битую фигуру. А здесь я, возможно, могу побороться, потрепыхаться. Во всяком случае сделать вид, что я ещё полезен и избавляться от меня не имеет смысла.

– Что задумался? – Толкает локтём майор. – Страшно? Ребята серьёзные, но я и не таких ломал. Помню, брали мы одного молодца. Залётный, бродяга, решил у нас рэкетом подработать. Шкаф два на два. Бицепс толщиной, как две мои ноги. Я тогда ещё сержантом был, с овчаркой патрулировал, так он собаке одним ударом хребет сломал. Пацаны наши опешили, оружия у нас – одни наручники и рации. А подмога минут через пять не раньше должна быть. Так ребята на руках повисли у него, а я за яйца схватил и чуть он трепыхаться, я кулак сжимаю. Противно чужие яйца в руке держать, а что делать?

Так и стояли до приезда омоновцев – двое руки держат, а я на одном колене стою, мёртвой хваткой в пах вцепился. Люди проходят мимо – смеются, но когда наши подкатили, я таки сжал, да так сжал, что тип сразу в обморок и свалился.

– Страшный ты человек.

– И не говори. Я тогда понял – если уже схватил кого – не отпускай. Дожимай безжалостно. Всё, приехали.

Я возвращаюсь в постылую конспиративную квартиру со спрятанной посудой и чудовищем – диваном. Как только майор уехал, ко мне заглядывает пахнущий перегаром Пашка.

– Надо чего купить?

– Да, купи водки и закусить. Только хорошей водки, ладно?

Через час мы с Пашкой пьём водку, закусывая бутербродами с ветчиной, селёдкой и яичницей. Хочется забыться, что и получается у меня после третьей рюмки.

* * *

Просыпаюсь я внезапно, как от кошмара, лежу и боюсь открыть глаза. Как в детстве, когда свет фар проезжающих машин казался зловещим сечением, летящим по стене, изгиб одеяла виделся горбатым карликом, стоящим возле кровати. Мне страшно, не знаю почему, но я чувствую, что в комнате кто-то есть и он смотрит на меня, ожидая моего пробуждения. Когда лежать в полном неведении становится невыносимо, я открываю глаза. В комнате темно, в щель между шторами пробивает слабое свечение. За окном ночь. Смутно различаю стоящий посреди комнаты силуэт. Сердце бьётся как у воробья, конечности немеют. Ужас охватывает меня, сжимает в тиски. Неважно, кто в комнате – человек или вампир. Даже не знаю, кто опаснее. Не шевелюсь, слежу за тенью через приоткрытые веки.

Незнакомец тоже не двигается, может это мне кажется, может, это игра теней и моего воображения. Но, нет, глаза привыкают к темноте, и я всё отчётливее вижу контур тела.

– Не бойся, – я вздрагиваю от произнесённых гостем, вернее гостьей, слов. Голос женский, тихий и знакомый. Это Светлана. Вздыхаю облегчённо. Путы страха спадают, я сажусь на диване.

– Ты давно здесь? Как ты попала в квартиру?

– Меня пустил твой друг. Не хотела тебя будить.

Она всё ещё стоит монументом посреди комнаты.