От настойчивого стука в окно ранним утром Иван Викторович и пробудился. Он, подпрыгнув, сел в постели и ошалело поводил из стороны в сторону красными кроличьими глазами. «Кто? Кто там?» — вопросил спросонья хрипло, но никто не отозвался. «Показалось», — успокоил он себя и шумно втянул носом воздух. Убедившись, что «химия» сегодня не очень кусачая, он уже собирался, было, опять лечь, но тут снова два раза стукнули в окно. «Да что б вас…», едва не сругнулся Иван Викторович. Теперь ему не оставалось ничего иного, как встать, подойти к окну и отдернуть плотную портьеру. С той стороны чья-то невидимая рука прилепила к стеклу лист бумаги. Иван Викторович прежде взглянул вниз на асфальт, до которого было никак не меньше четырех метров, но никого не заметил; после чего с легким налетом удивления принялся рассматривать листок. Написано там было следующее: «Государства погибают тогда, когда не могут более отличать хороших людей от дурных». Иван Викторович внимательнейшим образом перечел написанное дважды и обстоятельно рассмотрел витиеватую, хотя и неразборчивую подпись. Потом, отведя взгляд, зачем-то повторил и, убедившись, что запомнил все дословно, отправился в постель и мгновенно заснул.
Гуля ушел из дома около десяти утра, сделав это на удивление незаметно, и никого не повстречав ни в коридоре, ни на лестнице в подъезде. Лишь тяжело провисший на костылях Гена Бурдюк стоял на улице возле входа и буравил застывшим взглядом стену соседнего дома. Но он был не в счет: вероятно, совсем недавно его кто-то опохмелил и теперь бедняга улетел в свою индивидуальную преисподнюю, где отпорхает часок другой, чувствуя себя там, по всей видимости, вполне комфортно. Гуля задержал взгляд на его относительно приличной (для Гены, конечно же) куртке, вид которой вызвал какие-то смутные ассоциации с чем-то недавним. Уже перейдя через дорогу Гуля вспомнил, что именно эта куртка была надета на гулявшем ночью в дождь прозаике Бушуеве. Да-да, ему хорошо запомнились эти яркие желтые полосы на рукавах и желтый же широкий воротник. Наверное, потому, что такой безумной безвкусицы он прежде не встречал. «Непонятно, — задумался Гуля, — кто кому одолжил этого швейного гермафродита: Бурдюк Бушуеву или же наоборот?» Впрочем, далее забивать этим голову не стал: главным на данный момент было найти хоть какую-нибудь работу. «Господи, дай хоть что-то, малость какую», — молил про себя Гуля, энергично двигая ногами по улице Некрасова мимо желтостенных корпусов областной администрации, по коридорам которой еще каких-нибудь лет девяносто назад маршировали юные кадеты — будущая надежда Отечества — полные оптимизма и благих надежд, которым, увы, исполниться было не суждено никогда…
Первая попытка провалилась, и его поперли чуть ли не в шею. Затея с рекламным агентством «Глобус», где не так давно обещали дать заказ, тоже не увенчалась успехом. Но на третьей попытке Гуле улыбнулось счастье…